Мама всегда ему запрещала давать в чужие руки дорогую технику. Но ведь дядя Миша – он не чужой. Он родной дядя. А значит, ему можно – так решил Ярослав.
Дядя Миша, однако, от предложения отказался. А вот настройки поправил, чтобы Ярославу легче было снимать. Называлось «приоритет диафрагмы». Оказалось, это только звучит непонятно, а на деле – всего-то регулировка потока света, попадающего в объектив. И если было сильное солнце, как сегодня, то света полагалось пускать в объектив поменьше, и значит, диафрагму «закрыть», поставить на десять или даже на двадцать единиц. А если бы стало вдруг темно или пасмурно, то света требовалось больше, и тогда значение диафрагмы должно было быть маленьким: чем темнее, тем меньше.
Дядя Миша объяснял спокойно и понятно, и Ярослав подумал, что, наверное, его ученики в университете должны его любить. Он по школьному опыту знал, что таких спокойных и понятно объясняющих учителей мало, и даже немного пожалел, что дядя Миша у них не преподаёт. Вот было бы здо́рово!
Глава 8
Фотографировать с этого момента вдруг стало интересно. А ещё через пару дней Ярослав сделал удивительное открытие: кадр – это везде. Всё вокруг, если присмотреться, состояло из кадров, соответствующих и правилу третей, и правилу диагоналей, о котором дядя Миша рассказал чуть позже. Всё в музее располагалось красиво и к месту – важно было только выбрать правильную точку, откуда смотреть, важно поймать человека или птицу в тот момент, когда они оказывались в правильном месте. Да что там музей! Оказалось, даже от крыльца отходить необязательно! Небо, траву и забор можно было запросто поместить в экранчик так, чтобы получились три равные параллельные полосы, а серые заборные доски помогали достроить сетку. И, смотрите, в верхнем правом углу, точно там, где взгляд задерживался прежде всего, сидела трепетная птичка с белой грудкой, а по диагонали от неё, в нижнем левом углу, торчал у забора пучок мелких ромашек…
– Ярослав! Эй, Ярослав! Ну Ярослав же!
Он наконец-то опустил фотоаппарат и обернулся. Олеся делала страшные глаза и призывно махала рукой: иди, мол, сюда, сколько можно ждать! Он почему-то подумал, что Олеся сейчас приведёт его к Яне, но, конечно, ошибся. Она довела его до края серого забора, где в доски упирались две старые разъезженные дорожные колеи, и спряталась за кустом. Он присел рядом, спросил шёпотом:
– Чего?
– Тс-с!.. – громко шикнула Олеся. – Секрет покажу!
Посидели, помолчали. Жарило полуденное солнце, припекая макушку. Жужжали назойливые мошки вокруг головы, мешая сосредоточиться.
Ничего не происходило.
– Смотри!.. – опять громко шепнула Олеся.
– Куда? – никак не мог сообразить Ярослав.
– Туда! Ну смотри же! Смотри!
И он наконец увидел.
Давешняя птичка… а может, не она, но точно такая же, трепетная, какую он только что сфотографировал на заборе, спикировала на землю, запрыгала по краю колеи, по крупным комьям серой грязи, сцементировавшейся от жары, и вдруг – раз! – нырнула куда-то и пропала!
Ярослав растерялся. Олеся захихикала.
– Куда же она делась? – спросил он недоуменно.
– А ты угадай!
– Да ну тебя! – Он вылез из-за куста и пошёл к дому.
Девчонка явно этого не ожидала и побежала следом, ухватила за руку, потянула назад.
– Ну чего тебе? – Он вырвался.
– Дурак! – надулась теперь Олеся и стала похожа на себя обычную. – Я же просто показать хотела. Секрет. Никто не знает, даже Оксанка…
Но он уже не слушал, а смотрел через плечо, опять на колею, где, словно из-под земли, вдруг материализовалась птичка и взлетела на забор.
– У неё там гнездо, – объяснила Олеся почему-то шёпотом.
– Где? – Он тоже перешёл на шёпот.
– Там, под забором. Где кончается колея…
– Врёшь! – не поверил Ярослав. – Она что, по-твоему, живёт в норе?
– Сам ты врёшь! – рассердилась Олеся уже всерьёз. – Поди у папы спроси!
Она отвернулась и, гордо вскинув голову, зашагала к дому, а Ярослав остался стоять и наблюдать за забором. Птичка улетела куда-то, но скоро вернулась и опять спикировала вниз, в колею, где таинственным образом исчезла, а потом возникла на прежнем месте. И ещё раз, и ещё. Ну просто мистика! Он даже не сообразил, что можно попробовать это сфотографировать, фотоаппарат так и болтался на шее.
Ярослав так засмотрелся на загадочную птицу, что не заметил Яну. Та подошла почти вплотную да как гаркнет в ухо:
– Привет, москвич!
Ярослав аж подскочил.
Яна улыбалась, довольная произведённым эффектом.
– Ты чего здесь торчишь, на дороге?
– Так… – Ярослав пожал плечами. Рассказывать Яне про птицу отчего-то не хотелось.
– Ух ты, мощно! – Яна уже тянулась к фотоаппарату. – А на нём селфи сделать можно, да?
– Селфи?
Он, как всегда в присутствии Яны, растерялся. Представил, как насаживает свою массивную зеркальную камеру с большим объективом на селфи-палку… Между прочим, такой фотик на палке фиг удержишь: слишком тяжёлый, тут же рука заболит.
– Ну а что! Вон какой он у тебя здоровый. Небось круто селфи делает.
– А… а давай я тебя сфотаю, – предложил Ярослав. – Портрет. Будет даже круче, чем селфи.