Слушай, тюрьма !

Я возвращаюсь в камеру после каждого свидания с моим "делом". "Что с вами? Почему вы радуетесь?" - недоумевают мои соседки по камере, теперь их двое, вторую поместили к нам недавно, она рассказывает ужасы, которые ожидают меня. "Вы умрете в лагере", - говорит она чуть ли не десять раз на день.

Страх рождается в пустоте. У него нет природы, он возникает в безводной пустыне, жажду-щей живой воды, обещанной Христом. Значит, в сердце, где Он хочет создать Себе обитель, не должно быть ни мгновения пустоты. Ибо, по Его слову, выметенная и чистая горница немедленно наполняется бесами, куда более свирепыми, чем те, которые только что были выметены оттуда. Ни одного мгновения безбожного бытия, ни одной минуты отдельного от Бога бытия...

Это невозможно заточить в тюремные папки, это невозможно забыть, это невозможно отнять. Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить (Мф. 10, 28), - говорит Господь Своим ученикам. И они проверяют эту истину жизнью. Ибо я уверен, - говорит Апостол Павел, - что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем (Рим. 8, 38-39).

Ни одного мига пустоты, ибо страх рождается в безбожной пустоте. У него ведь нет природы.

Это - начало пути. Как я хочу войти в Твой преблагословенный покой!

Но - это долгий путь, знаю я, чем больше моя жажда, тем отчетливей я понимаю свое ничтожество, свое недостоинство, свою "несовместимость" с теми, кто вошел и войдет в этот преблагословенный покой. Посему Я вознегодовал на оный род и сказал: непрестанно заблуждаются сердцем, не познали они путей Моих; посему Я поклялся во гневе Моем, что они не войдут в покой Мой (Евр. 3, 10-11).

Лефортовские коридоры стали еще короче. Остается последний день прощания с "Надеждой". А потом - суд. Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить (Мф. 10, 28), - повторяет мне Господь. В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир (Иоан. 16, 33), - повторяет мне Господь.

"Я боюсь больше Бога, чем прокурора", - говорю я следователю, пугающему меня прокурором. Мне все равно, что будет на суде, меня ждет другой Суд.

Это был лес из лиц, без глаз, без ушей. Это был лес без леса.

Это был зал суда, в котором не было ни одного лица, знакомого мне, кроме лица моей дочери.

Этот лес был частью смертного потока вещества, он был частью больного смертью вещества.

И потому я не знаю, чем я дышала в этом лесу два дня. Господь сказал Своим ученикам, что, когда их повлекут в суды за имя Его, Он будет с ними.

Лес был как лес. В него вошел (только на второй день) Ф. Светов, он вошел в него, словно его втолкнули в ту самую клетку, о которой спрашивал его наш приятель: если ты христианин, то почему тебя до сих пор не сожрали львы?!

Он вошел в лес, полный чудищ, как входит в темень дитя, желающее вопреки темноте разглядеть окружающий его мир. Он вошел в этот лес, как слепой ребенок. Он увидел меня на скамье подсудимых и пошел ко мне. Но его остановили.

Это был лес без леса. И я вспомнила праздник Троицы. Храм, украшенный березами, лес, пришедший в храм, запахи леса, треск свечей, освещающих Божественные Лики...

Здравствуй, Господи, это Ты?

Почему они так боятся Тебя?

Как-то примерно за месяц до суда меня увели с прогулки к начальнику тюрьмы. Со мной некто хочет побеседовать, объяснил начальник. Мне все равно, кто это, и я спрашиваю его: "Социолог?" - "Ну да, социолог", - с готовностью подтверждает начальник.

Нам приносят кофе и сладости. Мой собеседник хочет угостить меня кофе. Но я не буду пить кофе и есть сладости. Я в тюрьме, меня привел на эту трапезу конвой.

"Социологу" неловко пить кофе одному, он почему-то волнуется, много курит. Разговор начинается с комплиментов. О, это известный "вежливый стиль" допросов, угроз, обещаний, лести и лжи...

Он начинает разговор с комплиментов "Надежде", затем объявляет, что он "православный язычник" (?!). Может быть, мне это покажется интересным?

Он долго и охотно говорит о Боге, спрашивает меня, какое из Посланий к Коринфянам святого Апостола Павла - первое или второе - мне больше нравится. Сразу видно "православ-ного язычника". Он говорит о Священном Писании, будто о кинофильме: какая серия вам больше нравится?

Комизм ситуации не сразу обнажает идею этого визита. "Социолог" настойчиво повторяет о своем, мягко сказать, неодобрительном отношении к хозяевам тюрьмы, но я перебиваю его. "Как вам нравится у нас?" - вспоминаю я.

Я говорю, что здесь чисто, прилично кормят, дают таблетки, газеты и лечат зубы. Мне это нравится. Мне не нравится, что каждые пять минут на женщин смотрят офицеры, даже тогда, когда смотреть не следует. "Да, да", "социолог" соглашается со мной. И опять комплименты в адрес моей статьи, вернее, ее отдельных мест.

"Социолог" бегает по кабинету и спрашивает меня: нет ли здесь записывающей аппарату-ры? Я, естественно, не могу этого знать. Он объясняет, что попал сюда "по блату", пишет книгу о религии, что не имеет ничего общего с хозяевами тюрьмы.