Слушая Нагорную проповедь

Чтобы удержать бразды правления и не потерять своих богатств, властям нужно было нейтрализовать социальный смысл учения Иисуса, сделать упор на другую его часть — на внутреннее самосовершенствование человека, как бы «изъяв» его при этом из социума, отделив от других. И в первую очередь, конечно, следовало оградить от посягательств рабовладельческий строй Рима… А для этого требовалась сакрализация власти самого кесаря. Тех, кто наиболее упорно, наиболее по-следовательно призывал к осуществлению социального учения Иисуса, либо казнили, либо изолировали. В лучшем случае таких людей ссылали в отдаленные области империи, прерывая таким образом их связи между собой и изолируя от народа. Многих из них помещали в общежительные монастыри, находящиеся под надзором властей: пусть, мол, там, в замкнутых общинах, они и реализуют свое стремление к братскому единению…

Так, «ради блага империи», проводилась «нейтрализация» и осуществлялось сокрытие наиболее «опасных» сторон учения Иисуса. Иначе говоря — проводилось развитие догматического учения, в противовес социальному. Власти тщательно следили, чтобы упор делался на рассуждения о высоких, превосходящих человеческое понимание, теологических вопросах, но никак — не на социально-этическую сторону проповеди. Поэтому Вселенские соборы занимались выработкой подробнейшей догматики, но ни в коей мере не старались реально осуществлять те принципы человеколюбия, которые высказаны Иисусом в Нагорной проповеди.

С тех самых пор — с IV века — существуют два направления в Христианстве: одно доныне следует описанной выше политике римского кесаря; другое же, в меру своих возможностей, старается осуществлять истинные цели Иисуса, выраженные в его учении. Эти направления, в течение всей истории, порой удивительным образом переплетаются между собой…

Как же реагировали в IV веке епископы и пресвитеры Церкви на коренную перемену в отношении государственной власти Рима к Христианству? Немалая их часть, прельщаясь доходными должностями и прочими льготами, или же под угрозой репрессий шла на компромисс. За долгое время они устали от гонений, хотелось признания, стабильности.

Но неужели большинство епископов и пресвитеров, став проводниками воли кесаря, пошло на открытое предательство учения Иисуса? Нет, конечно! Они надеялись, что постепенно, через официальное распространение Христианства, основы Евангелия внедрятся в народные массы. И в чем-то они оказались правы: такая форма проповеди, такой путь привлечения народов к Евангелию — сыграли в истории огромную роль…

Другие же, более духовные, руководители церкви оставались бескомпромиссно верны всем выводам из учения Иисуса. Как говорили спустя 1300 лет русские старообрядцы, они готовы были умереть за «аз единый» — за любую букву, а уж тем более — за сам дух учения: лишь бы не предать, не отступить! Они и оказывались в числе тех, о ком предсказывал апостол Павел:

…Все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы. (II Тим. 3,12)

Приведенное пророчество апостола из века в век осуществлялось: ведь получали власть в Церкви и переставали подвергаться гонениям те, кто целиком и полностью подчинялся воле кесаря. Слияние церковной власти с государственной вело к отчуждению между членами общин, угасанию первоначальной братской любви. Немалая часть клира становилась причастна к тому большинству, которое, согласно Нагорной проповеди, «входит широкими вратами»:

…Потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими… (Матф. 7,13)

Но, очевидно, Бог допустил, чтобы существовали в Христианстве оба пути: и «пространный», возвещающий, хотя бы и внешне, основы учения — большинству людей, и «узкий», воистину спасительный, который человек находит и выбирает сам. Притом «пространный» путь, как это ни парадоксально, существует еще и для того, чтобы благодаря ему ищущие могли узнавать и об «узком» пути…

Помимо сказанного, был и еще один способ «нейтрализовать» те составляющие учения Иисуса, которые рассматривались как «опасные» для государства. Для этого необходимо было противопоставить Евангелие — Торе, чтобы таким образом «упразднить» социальное звучание нового учения. Это ярко проявилось, как мы видели, по отношению к рабству. Дело в том, что в Нагорной проповеди ничего не сказано об облегчении участи рабов, — и отсюда можно было сделать вывод, что христианам якобы не запрещено владеть рабами и обогащаться, угнетая их. Ведь, хотя Закон Божий предписывает отпускать раба на волю в седьмой год, наделяя его собственным участком и орудиями труда, да и в период «рабства» также по-братски относиться к нему (см. Исх. 21,1–3; Лев. 25, 39–43; Втор. 15, 12–18), — новые «толкователи» учили, что Иисус якобы отменил, отверг, а не подтвердил слова Торы. При этом старались проигнорировать или ложно истолковать прямое свидетельство Евангелия: