Слушая животных. История ветеринара, который продал Астон Мартин, чтобы спасать жизни

Однако отцовская тактика заключения сделок имела и оборотную сторону. Иногда он покупал скот небольшими стадами и только дома обнаруживал, что ему подложили «бомбу». Однажды он купил у фермера с островов нескольких бычков-однолеток, и уже дома выяснилось, что один из них абсолютно слеп. Все было хорошо, пока он передвигался вместе со стадом, но на ферме в Баллифине он стал вести себя неадекватно. Этот слепой бычок сводил маму с ума. Она должна была присматривать за маленькими детьми в доме и одновременно стеречь этого безумного бычка, который был забаррикадирован в сарае за сломанной дверью. Естественно, ее миссия с треском провалилась, и бычок вырвался на волю, чтобы побродить по сельской местности. Отец был в ярости. В его представлении такие категории, как терпимость, сочувствие и понимание, не имели никакого отношения к фермерству и скотоводству.

В другой раз папа купил бычка с очень сильными хрипами в легких. Он этого не заметил, потому что продавец заплатил уличному музыканту с мелодикой, чтобы тот играл рядом. Мелодика извергала такой сиплый звук, что отец, естественно, не понял, что хрипит животное. Впрочем, такое случалось довольно редко, потому что, когда дело касалось овец и крупного рогатого скота, отец обычно был на высоте.

* * *

Кроме страсти к животноводству, отцу была присуща любовь к земле.

Казалось, что в его венах течет не кровь. а земля. Он был рожден на земле, среди животных, и ощущал кровное единство со всем этим.

Начав с малого, за свою жизнь отец купил четыре участка, которые и стали нашей семейной фермой. Все они находились в Баллифине. Первый был в Каппинраше — именно туда меня привезли через неделю после рождения. Когда мне было два года, отец купил Эскер в предгорьях Слив-Блум. Это место было нашим семейным домом на протяжении всего моего детства. Затем было приобретено еще два участка — ферма с домом рядом с нашими владениями в Каппинраше и бывшие приходские земли в Нокнакерне — Глиб.

Думаю, отец больше всего любил Глиб, вероятно, потому, что это был для него серьезный вызов, поскольку участок пришлось отвоевывать у болота, но и награда была соответствующая. Кроме того, там он отдыхал душой. Это было болотистое место на отшибе, в конце узкой длинной дороги — тихая красота, нарушаемая только криками птиц. Торфяники и глинистую почву покрывал ковер из мха, на котором росли дикие орхидеи и пушица, а по краям были заросли камыша. Здесь можно было затеряться, позабыв о времени, и с отцом такое часто случалось. Этой земле он посвятил двадцать лет жизни, осушая и рекультивируя заболоченные земли, чтобы сделать там пастбище для скота и выращивать ячмень и турнепс на корм животным. Он создал дренажную систему для отвода воды, пахал землю и выкорчевывал тонны упавших в болото старых рыхлых дубов, которые сохранялись там веками, создавая обманчивое впечатление надежности и заманивая в ловушку неосторожных фермеров с сенокосилками. Отец любил землю и очень любил труд.

Мы с отцом много дней провели в Глибе, от зари до темна работая над дренажной системой. Копали лопатами, иногда с помощью механизмов, длинные и узкие траншеи, которые выходили в большую канаву. Подобные дренажные стоки разделяли поля, как реки, а узкие траншеи мы копали елочкой на расстоянии семи футов друг от друга, как притоки этих рек. В узкие траншеи мы обычно закладывали керамические трубы диаметром 4 дюйма и длиной 12 дюймов. До появления пластиковых труб, которые можно присоединять друг к другу, керамические делались из обожженной глины. Перед тем как закопать эти трубы в траншеи, мы засыпали их гравием, и влага из болотистой почвы уходила по ним в дренажные канавы.

Думаю, что большую часть своей ранней юности я реально потратил на осушение Глиба. Конечно, мы часто помогали отцу все вместе, но больше всего я ценил те вечера, когда мы с ним оставались вдвоем. Мне нравилось находиться с ним в нашем оазисе покоя, где нам никто не мешал. Не то чтобы мы много разговаривали, гораздо важнее было то, что нельзя выразить словами: общность мыслей, понимающие взгляды, осознание того, что мы вместе делаем что-то особенное. И не потому, что нам приходилось преодолевать себя, работая в пронизывающий холод под дождем, важным и ценным нам казалось то, что мы — отец и сын — голыми руками отвоевываем эту землю у болот, делая ее пригодной для выращивания урожая и содержания животных. Нас объединяла преданность земле, и, несомненно, любовь к природе, и чувство единения с ней.