Маленькие жесты доброты, которые были присущи Рите Фицпатрик, – очень ценное качество характера. Я понял это в семь лет, во время наших ежегодных каникул в Траморе, когда мы поднялись на вершину большого холма, чтобы пойти в церковь. Вообще-то церковь меня совсем не интересовала, а вот кондитерская поблизости – очень даже. Она и сейчас у меня перед глазами. В витрине стояла машина для готовки пончиков. Жаренные в масле пончики нанизывались на длинные штыри и вращались, а сверху на них капала сахарная глазурь. Это был сладкий восторг! Я отчаянно нуждался в этом пончике! А маме очень хотелось пить. Денег нам хватало на что-то одно. Мама зашла в кондитерскую и вернулась оттуда с коричневым пакетом, потом села рядом со мной и достала огромный пончик. Она разломила его пополам, и потек джем. Протянув мне половину, мама сказала: «Держи, Ноэль! Сейчас мы с тобой и наедимся, и напьемся!» Мы сидели, смотрели на море, жевали пончик и улыбались.
В другой раз в Траморе я бегал по пляжу, с гордостью демонстрируя всем свое первое материальное приобретение – разноцветный надувной мяч. Я был в восторге. Вот сейчас я заведу новых друзей и мы будем весело играть! Неожиданно порыв ветра вырвал мяч из моих рук и унес в море. Моим мечтам о веселых дружеских играх вмиг пришел конец. Я упал на колени в песок и зарыдал. Мама подошла, положила руку мне на плечо и сказала: «Ноэль, ты только что совершил хорошее дело!» Я был озадачен. Что же хорошего в том, что теперь у меня нет ни мяча, ни друзей? Мама помолчала и добавила: «Разве это не прекрасно, Ноэль? Ты подарил свой мяч маленькому ребенку в Америке, которому он гораздо нужнее, чем тебе». «Точно! Так оно и будет! – подумал я. – Мой большой разноцветный мяч переплывет Атлантику, и какого-нибудь малыша на Стейтен-Айленд в Нью-Йорке осчастливит этот случайный акт доброты». Помню, что потом я несколько недель беспокоился о том, что мяч на что-нибудь наткнется, сдуется и так и не сможет пересечь океан.
Мама всегда умела извлечь максимум пользы из любой ситуации. Она невозмутимо переносила любые невзгоды. Несмотря на довольно тяжелую жизнь, Рита принимала все взлеты и падения спокойно, не теряя самообладания и чувства юмора. Она и по сей день обладает прекрасным чувством юмора и самой светлой улыбкой в мире. Даже теперь, когда она не может самостоятельно передвигаться и большую часть времени проводит в кресле или в постели, она остается душой всех наших совместных мероприятий, как это было всегда, и способна вызвать улыбку даже на самом угрюмом лице.
Несколько лет назад я позвонил ей, когда врач прописал ей таблетки от давления. Я спросил, все ли у нее в порядке. «О, прекрасно, все прекрасно! – ответила мама, а потом добавила: – Только вот кое-что меня все же смущает». Это прозвучало зловеще, и я уточнил, что она имеет в виду. Мама сказала, что прочитала инструкцию к таблеткам, где написано, что она может умереть. Я заверил ее, что это стандартная оговорка, которая есть практически во всех аннотациях к подобным лекарствам. Мама немного помолчала, а потом, выдержав паузу, достойную гениального комика, произнесла: «Вообще-то там есть и кое-что похуже». Я был озадачен. Что же в глазах ирландской католички может быть хуже смерти? «Там написано, что у меня может возникнуть эрекция!»
Это прозвучало особенно забавно еще и потому, что в моем детстве и юности подобные слова никогда не произносились вслух, даже шепотом. У нас были свои правила, и большинство из них диктовалось жизнью на ферме или религиозным воспитанием. Разумеется, сквернословие было под строжайшим запретом, но были и другие ограничения. Рита постоянно повторяла, что, каких бы успехов мы ни добились, «гордыня всегда ведет к падению». Поэтому в нашем доме слово «гордость» не использовалось. Мама всегда была непреклонна, поэтому нам в голову не приходило ничего подобного. Думаю, у нее просто не было времени, чтобы хвалить нас за успехи из-за обилия дел по дому. Я и по сей день не научился радоваться собственным достижениям и редко говорю, что чем-то горжусь, – будь то телешоу, научная статья, лекция или присуждение награды. Исключение составляет только моя команда – большая семья Фицпатрика. Все эти люди были со мной, когда я реализовывал свои мечты. Это мой большой выводок котят, которые порой царапаются, но я все равно люблю каждого из них.