Я знал еще одного человека, который так же не жалел себя. Это поп-певица Белинда Карлайл – по крайней мере, именно так она себя вела, когда я работал в том отеле. Меня вызвали в ее номер то ли очень рано, то ли страшно поздно. Конечно, я не знал, что это был номер Белинды Карлайл, пока не вошел в комнату с очень ранним завтраком или очень поздним ужином (с какой стороны посмотреть). Помню лишь, что она сидела на краю постели в одном полотенце. Мне пришлось ущипнуть себя. Я только что вошел в гостиничный номер, где на кровати в одном полотенце сидит Белинда Карлайл! Голова у меня закружилась, а когда первый шок прошел, я просто окаменел. Белинда была самой красивой женщиной, какую мне только доводилось видеть. Она была еще красивее, чем в своих музыкальных клипах. Я чуть не упал. Руки у меня так дрожали, что я чуть было не разлил и не рассыпал все, что принес, пока расставлял тарелки на столе. А она просто сидела и улыбалась, глядя на мою неловкость. Я получил щедрые чаевые и выскочил за дверь. Перевести дух мне удалось только в коридоре.
В гостинице в Вэлли-Фордж одним пятничным вечером я узнал все, что нужно знать об одиночестве и что верно и по сей день. В тот довольно спокойный вечер я работал на обслуживании номеров. По пятницам к нам регулярно приезжал некий бизнесмен из Техаса. Каждый раз он делал один и тот же заказ – стейк, лобстер, шампанское с дополнительными бокалами и клубника с жидким шоколадом. В одиннадцать вечера, как по часам, мы получили традиционный заказ: «сёрф-энд-тёрф» – жаркое из креветок, омаров и говядины, шампанское, бокалы, но на этот раз без клубники. Я удивился: этот человек всегда заказывал клубнику. Заказ сформировали, и я покатил свою маленькую тележку, предусмотрительно спрятав большую вазу с клубникой под скатертью на потайной полке, – так, на всякий случай. Я постучал в номер, дверь была приоткрыта.
– Входи, сынок! – раздался громкий голос с техасским акцентом.
Я вошел в номер. Справа находились спальня и джакузи. Я увидел, что на креслах и по полу разбросана одежда – и не только мужская. А на довольно вычурной лампе дополнительным украшением ненадежно примостились яркие розовые трусики.
– Я все оставлю здесь, сэр?! – вежливо произнес я в том направлении, откуда валил пар и доносился смех.
– Нет-нет, парень, вези все сюда.
– Э-э, все это, сэр? – смущенно пробормотал я, осторожно пробираясь к джакузи с горячей водой.
Заглянув туда, я увидел, что он сидит по грудь в пене с сигарой во рту, а по обе стороны от него расположились две довольно симпатичные девушки, которые хихикали и брызгались пеной. Я не знал, куда девать глаза, – невообразимо греховное зрелище для юного ирландца-католика! Мне до конца жизни было не отмолить прощения на исповеди!
– Э-э, шампанское, сэр! – объявил я, наполняя бокалы и изо всех сил надеясь, что руки у меня не задрожат и я не коснусь чего не следовало бы.
– Отлично, парень, отлично!
– Сэр, вы забыли клубнику… Не хотите ли немного? Я принес на всякий случай, – пробормотал я, пытаясь скрыть смущение.
Он вытащил сигару изо рта и расхохотался:
– Точно! Я совсем позабыл! Конечно, и клубнику тоже! Ты молодец, парень!
– И жидкий шоколад, сэр?
О, да! Я был в ударе! Похоже, я нашел золотоносную жилу!
– Молодец, парень! Мне нравится твоя инициатива! Чем собираешься зарабатывать на жизнь?
– Э-э-э… Я учусь на ветеринара, сэр.
– На ветеринара? Боже мой… Ты любишь лошадей, парень?
– А… Да, сэр, конечно, сэр!
О, господи! Исповедальня громко звала меня под свои своды.
– Принеси-ка мне мои штаны, парень!
А ведь до этого все шло так хорошо. Я правильно сделал, что захватил клубнику и жидкий шоколад. Я не коснулся ничего, чего не должен был, хотя и не мог оторвать глаз от девушек. Но все же я показал себя настоящей деревенщиной – ирландским ушастым болотником. Я подошел к дивану и, как послушный щенок, принес техасцу его трусы. Он громко рассмеялся.
– Ты ирландец, парень?
– Да, сэр.
– И в Ирландии это называют штанами?
– Да, сэр, – я держал трусы на вытянутой руке, словно это был какой-то опасный химикат, и протягивал их ему под заливистый смех девушек.
– Брюки, парень! Принеси мне брюки!
Конечно, я не знал, что в Америке штанами называют брюки, а не трусы.
– Да, сэр! Конечно, сэр!
Я вернулся с брюками и протянул их ему. Он достал из кармана самую большую пачку денег, какую я когда-либо видел, – стодолларовые банкноты, перетянутые резинкой, – стянул резинку своей огромной, как лопата, ручищей, отсчитал три купюры и протянул мне со словами:
– Хочу инвестировать в твое будущее, парень.
Я заколебался, но он настаивал:
– Бери, бери, парень, ты их заработал.
– Что вы, сэр, я просто принес вам немного клубники.
– Слушай сюда, парень. Ты заработал эти деньги, потому что проявил инициативу. Ты их заработал, потому что думал головой.
С этими словами он ткнул себя в лоб своим толстым мыльным пальцем и сунул сигару обратно в рот.