Слушайте песню перьев

Прилетайте орлы из-за туч,
Прилетайте, садитесь рядом,
А потом войдите в шатер,
Пусть он будет отныне вашим.
Я прошу вас об этом, орлы,
Опуститесь на землю, приблизьтесь,
Поселитесь в наших шатрах,
Пусть они будут вашим домом.

Когда над озером поднимается луна и чаща становится голубой и таинственной, кто-нибудь запевает Песню Вечернего Отдыха:

Как хочу я в шатре приютить утомленное тело
И хотя бы одну только ночь отдохнуть!
Приведите, о ноги, меня поскорее к постели,
Пусть меня посетит Нана-бун, этот сладкий дух Снов.
Ты завесу у входа откинь и на отдых к огню
Пригласи меня, брат мой любимый!

Постепенно селение затихает, закутываются в пепел угли костра, и остается лишь темный полет ночи над вершинами леса, над горами, над реками и озерами.

КЛЯТВА

— Умеешь стрелять из автомата?

— Нет.

— Из карабина?

— Немного. У моего брата Танто было ружье, которое называлось винчестер. Брат давал мне стрелять.

— Винчестер? Я даже не видел таких. Музейное старье, — сказал Лёнька. — Надо научиться из автомата.

Он подошел к стене, где на деревянных колышках висели два карабина и автомат — из тех, что отбили у немцев на берегу Ниды, — и снял карабин.

— Возьми вот этот. Автомат я тебе сейчас не могу дать. У нас плохо с оружием. Попытайся добыть себе сам в бою.

— Спасибо, пан Лёнька.

Станислав принял карабин и погладил вороненый ствол ладонью.

— Если хороший глаз и твердая рука, из него можно уложить человека за километр. Да, я забыл про запасные обоймы.

Он взял со стола коричневый парусиновый подсумок и передал его Станиславу.

— Здесь десять обойм. Завтра тебя кто-нибудь потренирует, научит разбираться что к чему. Пусть лучше Януш Големба — он отличный стрелок. А сейчас иди спи.

○

Станислав вышел из землянки, прижимая карабин к груди.

Он был великаном, подобным великану Айдахо из рассказов Овасеса. Он чувствовал себя так, как чувствовал два года назад, после Тану-Тукау — обряда посвящения. Тогда впервые в жизни он получил из рук отца настоящий боевой лук и колчан со стрелами. Он стал в тот год воином, и впереди его ждали охоты и подвиги, и он получил право украшать свой головной убор — крау — перьями Совы и Орла. Он не помнил себя от счастья, хотя и держался спокойно. Теперь у него в руках оружие белых. И какое оружие! Пять смертей сидело в плоской черной коробке под стволом, которую Лёнька назвал магазином. И еще пятьдесят смертей лежало в подсумке. Хоу! Теперь он может разговаривать со швабами на одном языке.

В рассветном тумане стыли деревья. Роса холодными брызгами кропила лицо. Чаща! Если бы не война, можно было подумать, что он в родных лесах Макензи. О Великий Дух, дай силы на этой тропе и помоги возвратиться в страну отцов!

Он долго шел, не разбирая дороги, перешагивая через упавшие стволы, углубляясь в лес. И когда голова стала спокойной и глаза снова увидели тени и свет утренних сумерек, он остановился. Карабин холодной тяжестью лежал на ладонях. Он поднял его над головой.

— О Маниту, великий и сильный! Ты сильнее, чем Канага, Дух Тьмы. Ты дал мне жизнь, ты можешь отнять ее у меня. Прошу, не делай этого здесь, на чужой земле. Мне нужна моя жизнь, чтобы отомстить. За муки моей матери Та-ва. За удары, которые я получал от швабов и следы которых ношу на себе. За то, что меня осквернили руки белых, прикоснувшись к моему телу. За горе и слезы, которые они сеют на этой земле. Я — свободный шауни и умру свободным! Так учил меня мой отец Высокий Орел. Так учил Дикий Зверь Овасес. О Маниту, тингав-сусима. Помоги победить!

Он сел на землю и положил карабин на колени.

Сидел долго, закрыв глаза, прислушиваясь к шорохам леса и шепотом повторяя слова священной Песни Воинов, идущих в бой:

Дай мне силу медведя,
Дай мне отвагу волка,
Дай мне ловкость рыси,
Бесшумный полет орла.

В полдень, замаскировав входы в подземные бункеры, отряд оставил свою базу в сердце Борковицкого леса и двинулся в направлении Сташува.

Нужно было добывать продукты.

ПЯТЬ ВОПРОСОВ ГОРЬКОЙ ЯГОДЫ

Третью осень встречала Станислава в поселке шауни. Однажды утром, выйдя из своего типи, она увидела объемистый тюк, накрест перетянутый сыромятными ремнями. Он лежал у входа в шатер и явно предназначался ей.