Слушайте звезды! (сборник)

В главе четвертой лекарь утверждал, что возможности человека весьма и весьма обширны, и нужно только найти верный способ воздействовать на него, точнее на его… тут в рукописи следовало некое длинное и туманное определение, которое актер перевел единым словом — «душа». И тогда выходило, что если дать уверенность душе и раскрепостить разум, то человек познает мир во всей его бесконечности. Слово «бесконечность» опять-таки насторожило актера, но он не отложил рукопись, ибо уже следующий лист предлагал ему состав всесильного грима.

Состав грима оказался несложным, всего лишь восемь компонентов, и, кроме того, первые шесть были просты и легко доступны. Это: бальзам откровения, сок дерева лим-па, мактайский порошок, алмазная вода, талмертия и восемь гранов застывшего света с Полуденной звезды. Но вот зато седьмым компонентом предлагалось перо подземной птицы, а восьмым… восьмой компонент, тот и вовсе никак не именовался, а так обозначался — цифрой восемь, написанной нарочито небрежно.

Упоминание о подземной птице насторожило актера, ибо о подобном воздухоплавающем он дотоле не слыхал. Со слабою надеждой обратился актер к Изумрудным таблицам, но и таблицы, коим казалось, было известно все, о птице молчали. Тогда, решив на время отложить поиски седьмого, актер решил отыскать восьмой компонент снадобья. Но что же мог лекарь скрыть под этим знаком? Актер долго думал и наконец вспомнил: на самой верхней, кстати, восьмой полке у стены, лежала шкатулка, до которой он дотоле ни разу еще не добирался — уж очень высоко.

Актер подставил лесенку, снял с верхней полки запыленную шкатулку, стер с крышки пыль… и увидел на ней цифру восемь, опять же небрежно начертанную — так, словно цифра эта падает и вот-вот совсем уже упадет.

Актер открыл шкатулку и обнаружил там не виданный им ранее зернистый порошок. Он взял его в щепоть, растер — пальцы потемнели. Тогда он провел пальцами по щеке — щека приобрела некоторую смуглость. Как тогда… Но что это? Актер испытал порошок кислотами, проверил по таблицам — ответа не было. Тогда он испытал огнем… и подхватил из тигля маленький кусочек — нет — слиток. Слиток был оловянно-белого цвета с характерным металлическим блеском. Но это не олово. И не железо, не серебро, не золото, не медь, не свинец и уж никак не ртуть. Так что же это тогда? Каждому мало-мальски грамотному человеку прекрасно известно, что во всем подлунном мире металлов семь и восьмого быть не может. Ибо так устроен мир, таковы его незыблемые законы. Семь — священное, магическое число. Под знаком семь объят и завершен весь мир, который создан, кстати, за семь же дней. Металлов семь и семь небесных сводов, семь трав от всех болезней и семь планет, блуждающих светил, и семь… семь смертных грехов. А восемь — запретное число. Не зря даже дерзкий лекарь изобразил его поверженным. А может… эта лежащая на боку цифра — восемь — отнюдь и не повержена, а устремлена вперед, в неизведанное? Быть может, она выражает собою бесконечность познания? Так сколько же тогда металлов, сколько планет, и есть ли вообще предел небесному своду, на коем, как известно… Задумайся, актер! Ведь это же так просто: взять и растоптать маленький беззащитный слиток — благо, что найденный металл оказался хрупким — и все останется как было, все на своих местах, и никто не усомнится! Но… Необыкновенная легкость разлилась по телу, мысль заработала четко и ясно, ну совсем как тогда, только теперь это получилось и без грима. Актер сел к столу, аккуратно очинил гусиное перо — пера подземной птицы ему не обрести, но тут и перо земной вполне сгодится — и сел писать о том, что видел.

Потом, в бесконечных спорах, диспутах и гонениях на его долю досталось немало свиста и подпорченных яблок, но актер не сдавался и утверждал, что если найден восьмой металл — антимоний или же, в просторечии, сурьма — то должны быть и другие. Однако жизнь оказалась короче надежды, и актер не дождался того часа, когда один из его учеников достал из раскаленного тигля первый слиток цинка. А кто-то на другом краю земли вначале рассчитал, а после узрел на небе восьмое блуждающее светило. Основы были потрясены, цифра семь перестала быть священной и конечной. И расцвели все девять искусств, и куда выше алхимии стала почитаться наука, основанная на цифре десять — математика. Но более прочих всех знаков люди стали чтить знак бесконечности, зовущий к беспредельному познанию. В память о лекаре знак бесконечности изображали похожим на цифру восемь, устремленную вперед.

А грим? Подземной птицы так никто и не нашел, и все же, ради приметы, не более того, в актерский грим иногда подмешивают сурьму. А вдруг?!.

Сергей Булыга Тишина