Слушайте звезды! (сборник)

Он был прав. Первый Человек в Космосе. И мы благодарны ему. И сейчас каждый выпускник нашей Звездной совершает свой первый самостоятельный полет именно на его корабле. Космическом корабле «Восток» без порядкового номера. Именно в этой кабине, в этом неповоротливом скафандре, и именно 108 минут. Чтобы потом, ведя современный комфортабельный лайнер в глубинах дальнего космоса, нести с собой малую частицу Великого Подвига — память об этом полете и о том, кто совершил его Первым.

Этот полет — почетное право. Право! Право любить свою Землю и ее людей. Право открывать новые миры и себя в них. Право сказать при встрече с далекими и желанными братьями: «Я — сын Земли!» Право…

— Докладывает курсант-стажер Гранин. Первый самостоятельный полет завершен! К новым полетам готов!

Александр Силецкий Зимарь

Зима в тот год надвинулась внезапно.

Листья на деревьях, не успев облететь, поникли, съежились и бурыми колокольцами нелепо болтались под ударами ветра на мерзлых ветвях.

И — несмолкаемый, сухой, как кашель, шорох и перезвон плыли над землей. Монотонный, как молитва, шепот, нескончаемое причитание увядшей красоты…

Городок был маленький, и дыхание близких вьюг и ледяное сверкание солнца в бесцветном небе особенно чувствовались на опустевших улицах, на перекрестках, где одиноко и тревожно мигали светофоры.

Люди забились в свои дома, наивно-безотчетно стремясь быть защищенными теплом жилищ; автомобили, будто катера на замерзших реках, без движения выстроились вдоль тротуаров.

Город быстро и как-то незаметно погружался в долгую зимнюю спячку.

Лишь в одном месте, на центральной площади, возле городского парка, еще сохранялось подобие жизни и веселья. Да-да, веселья, потому что люди, сгрудившиеся перед парковой оградой, тихонько, но от души посмеивались, толкали друг друга в бок, и перемигиваясь, вполголоса судили и рядили, беззлобно, как это часто бывает у праздных зевак.

— Гляди-ка, гляди-ка, шевелится… Не нравимся мы ему, что ли?

— Нет, конечно, он не урод, и в лице есть даже что-то симпатичное, но… какой-то он весь дикий!..

— И где такую страсть откопали? Сроду ничего похожего не видел! И впрямь — Зимарь.

В самом центре людского кольца стояла массивная железная клетка.

В ней сидел человек.

Он был укутан в меховую шубу и сидел прямо на голых досках пола.

Шапки на нем не было. Длинные русые волосы обрамляли его узкое бородатое лицо.

Со стороны он казался неподвижным, и только взгляд его, напряженный, что-то ищущий, скользил по толпе — как маятник, туда-сюда, да тонкие ноздри широко раздувались, ловя запахи, что прилетали с площади.

Мятно-пряные запахи первого дня зимы…

Временами его оцепенению приходил конец. Тогда человек вздрагивал, точно в нем распахивалась невидимая дверца, выпускавшая наружу сгусток беспокойно бьющейся энергии, он начинал беспомощно шевелиться в коконе своей шубы, барахтаться в ней, становясь на колени, — но вспышка активности быстро угасала, и вновь апатия овладевала им.

Рядом с клеткой важно прохаживался невысокий, коренастый мужчина в шитом золотыми нитями полушубке и громадной куньей шапке, надвинутой едва не до бровей, и приговаривал громко, с хрипотцой:

— Давай, давай, кто посмотрел — плати! Вот ящик — кидай монету!

— Да за что платить-то? — с вызовом спросил вдруг кто-то из толпы.

— Как за что? — удивился хозяин клетки. — А за все: за зрелище, за выставку, за, так сказать, сюрприз. Чудо природы! Где еще увидите такого Зимаря?! Только у меня. Во всем было свете — только у меня!

— А почему же он — Зимарь? — удивились в толпе. — Что это такое?

Мужчина перестал вышагивать взад-вперед перед клеткой, сунул руки в карманы полушубка и, склонив голову набок, ненадолго задумался.

Или просто сделал вид, что задумался, — ведь подобные вопросы, наверняка, ему задавали и прежде.

— Да кто ж его знает, — сказал он наконец, словно и сам удивляясь. — Зимарь он — и все тут. Сам так назвался. Я его предупредил: смотри, говорю, я ведь вывеску дам, так на ней и напишу — «Зимарь», а он только знай себе кивает. Согласен, выходит. Ну, вот и все.

Хозяин повернулся к ящику с деньгами и, приподняв его обеими руками, слегка встряхнул.

— Не густо, не густо, — сокрушенно покачал он головой. — Плохо бросаете. А смотреть, небось, каждый горазд.

С самого раннего утра небо было подернуто легкой дымкой. К полудню она сгустилась и превратилась в серую пелену, совершенно закрывшую солнце. И, наконец, над городом заплясали первые снежинки.

Зимарь привстал внутри клетки, вскинул руки и замер так на несколько секунд, повернув лицо к стылому небу, и вдруг тихонько засмеялся, и, словно в трансе, закрыв глаза, принялся раскачиваться из стороны в сторону, а половицы скрипели в такт его движениям, и этот скрип, негромкий, но протяжный, монотонный, как плач детеныша ночного зверя, поплыл над площадью, мешаясь со смехом.

Толпа загудела.