Слушайте звезды!

— Розовые-розовые, — снова повторил командир. Что-то очень много получается розовых. Одни, вторые… да еще мы — третьи… Розарий, а не планета. Хорошо, — повернулся он к Ланскому. — Попробуем раздобыть споры. — Винклер покосился на Сергиенко. — А на что брать будем — уточним позже.

«Летучка» зависла над поляной, и Ланской опустил вниз контейнер с протоплазмой. Контейнер раскрылся, бесформенный ком выпал на песок и расплылся густой лужей. Через небольшое время аппараты зафиксировали биополе, возникшее на глубине двадцати восьми метров.

— Учуяли, — прошептал Ланской.

Активность поля стремительно нарастала — стебли тодит очнулись от летаргического сна и двинулись к поверхности, но через полчаса поле исчезло.

— Что такое? — сказал Винклер. — Неужели на полпути снова заснули?

— Не думаю, — пробормотал Ланской, глядя на песок. — Подождем, посмотрим.

Еще через полчаса возле комка протоплазмы вспухли на песке несколько едва заметных бугорков, хотя, судя по индикаторам, под песком ничего живого не было. Выждав еще пять минут, Винклер пустил в ход манипулятор и поднял комок.

— Любопытно, — сказал врач, — как это у них получается? И зачем они делают вид, что их тут нет вовсе?

— Дома разберемся, — сказал командир и повел «летучку» к островам.

Когда коралловая цепь вытянулась слева по курсу, Винклер предложил:

— Пройдем над Та-Вик? Повыше, а то колдун испугается.

Ланской молча кивнул, и «летучка» пошла влево и вверх; до самого лагеря Винклер вел ее над атоллами. С такой высоты ничего нельзя было рассмотреть невооруженным глазом, но автоматы зафиксировали картины жизни на островах.

После обеда разложили на столе снимки Та-Вик. Дом, стоящий вдалеке от пальмовой рощи. Стена — темная черта, обводящая большой овал голого песка. Впрочем, часть овала отгорожена внутренней стенкой, и на небольшом дворике — полтора десятка шаров.

— Значит, он там дрессирует этих… арбузов? — полувопросительно сказал Сергиенко.

— Если двор только для тахи, то почему он такой большой? — возразил Тронхэйм.

— Может быть, он их выпускает туда из маленькой загородки — погулять? — предположил штурман.

Ланской молча рассматривал снимки, а Винклер ждал, что же скажет врач: у того явно были какие-то соображения. Наконец командир не выдержал:

— Эмиль Юлианович, что молчишь? Ланской словно проснулся.

— Знаешь, Саймон, — сказал он негромко, — нужно… впрочем, я не знаю, что нужно. Мне кажется только, что там у него тодит.

— Что?.. — Тронхэйм уставился на Ланского, как на привидение. — Тодит? Зачем? И каким образом он мог бы…

— Нужно все-таки изловить этого колдуна, — сказал Винклер, — и поговорить с ним всерьез.

— Как ты его изловишь, если он распорядился помалкивать и скрывать, где он находится?

— Придется действовать грубыми средствами, — пожал плечами Винклер. — Повесим наблюдатель; как только засечет знахаря в океане — перехватим.

— Может быть, попытаться еще раз поговорить с Дек-Торилой? — предложил Тронхэйм.

— Вождь точно так же в руках колдуна, как и все остальные. Начнем с Карпацико-тина. Что там со спорами? — командир повернулся к Ланскому. — Проросли?

— Да, — кивнул врач, — есть что продемонстрировать.

Скрибнер тут же провозгласил, что начинается операция «Отлов колдуна», и направился на «Эксор» — запускать наблюдатель. Винклер хотел сказать что-то, но только плюнул вслед разведчику. Сергиенко поинтересовался ехидным голосом, включит ли командир этот эпизод в рапорт на Скрибнера, на что Винклер ответил, что рапорт, кажется, придется подавать на всех членов экспедиции — все хороши, и тоже ушел на «Эксор».

— Ох… — вздохнул Тронхэйм, — до чего же у нас командир грозный… Того и гляди, всех уволит без выходного пособия.

— Ага, — согласился Сергиенко. — Особенно Скрибнера. А ты знаешь, почему он все эти штучки терпит?

— Слышал краем уха, — сказал Тронхэйм, — но без подробностей.

— А подробностей никто не знает, — сказал Сергиенко. — Только Винклер скорее сам из разведкорпуса уйдет, чем на Скрибнера рапорт подаст. Они когда-то вместе в аварию попали, и в результате Адриан Антонович полгода в госпитале валялся, его из кусочков в целое состояние собирали, — Саймона спасал. Винклер тогда совсем мальчишкой был. Так-то. Ну, а у Саймона Корниловича память крепкая, он помнит, кому жизнью обязан.

Ланской сказал:

— Я тоже обязан… и не в первый раз.

Утром, в шесть часов двадцать минут, автомат-наблюдатель сообщил, что лодка Карпацико-тина отчалила от Та-Вик, направляясь к острову вождя. Тронхэйм и Скрибнер бросились на перехват.

Они опустились на волны перед лодкой, и Карпацико-тин поневоле бросил весла — нос лодки оказался в трех метрах от «летучки». Тронхэйм открыл дверцу и поздоровался.

— Здравствуй, Карпацико-тин. Желаю тебе иметь много детей, рыбы и орехов. Куда направляешься, если не секрет?

Карпацико-тин потряс головой и пробормотал:

— Здороваться умеешь, слова знаешь… Что тебе от меня нужно?

— Поговорить с тобой хотим, — сказал Тронхэйм, — а тебя все никак дома не застать.

— О чем говорить? — зло спросил Карпацико-тин. — Опять хочешь истории слушать? Все уже слышал, других нет.