Казанцев пробежал грохочущий, наполненный сквозняками дизельный отсек, отдраил переборку четвертого, и в лицо ему пахнуло теплом и ароматами камбуза. В центральном посту было холодно, строго и буднично, через верхний рубочный люк доносился гул моря. Лодку начинало раскачивать, близился шторм. Казанцев протиснулся еще через один круглый переборочный люк и окунулся в тепло и покой второго отсека, называемого аккумуляторным — под настилом его стоит аккумуляторная батарея, а также офицерским: в отсеке расположены офицерская кают-компания, каюта командира, вдоль бортов за плюшевыми занавесками подвешены в два яруса друг над другом мягкие диваны, на которых, если удастся урвать от дел часик-другой, спят офицеры. Каюта есть только у командира да еще у замполита. Не каюта, а так, нечто вроде деревянной пристройки без дверей. Изнутри на стенах этой пристройки угнездилось множество полок и полочек с литературой для проведения политических занятий, папок с вырезками из газет и журналов, с соцобязательствами, с планами, методическими разработками и прочей документацией, определяющей и регламентирующей духовную и общественно-политическую жизнь экипажа.
В глаза Казанцеву, едва он просунул голову за комингс переборочного люка, бросились не у места поставленный обрез с водой и брошенная возле него на линолеум ветошь. Старшина отсека электрик старший матрос Яшин — его подчиненный, потому Казанцев никак не мог не отреагировать на такое безобразие.
— Яшин!
— Есть, товарищ лейтенант, — откуда-то из-за плюшевых занавесок угрем выскользнул щуплый и юркий Яшин.
— Эт-та что за кабак?! — пророкотал Казанцев, даже интонациями голоса стараясь подражать старпому. — Я тебе, па-де-де с тросточкой, сколько раз говорил, чтобы ты все убирал за собой своевременно?! А-а?!
— Товарищ лейтенант, это я с содой протирал корпус батарейного автомата. Еще не закончил… Сейчас закончу и уберу…
Вид у Казанцева был действительно грозный, да и появился он не ко времени: Яшин за занавеской на койке штурмана надумал побоковать, поэтому и растерялся.
— Эшь ты… — опять промелькнуло что-то старпомовское. — Тоже мне, ки-ли-ман-джа-ра…
Нагнав страху на подчиненного, Казанцев отдернул занавеску в кают-компанию. Отдернул и в замешательстве остановился: он готовился к разговору с командиром, пока шел сюда через отсеки, набрался решимости и упрямства, а здесь, оказывается, находились еще замкомбрига и незнакомый капитан второго ранга. Да. Три кавторанга на одного лейтенанта… Не очень-то поупираешься, рога враз обломают. Казанцев внутренне собрался, чувствуя, как что-то в нем натянулось и тоненько задрожало.
— Товарищ командир, лейтенант Казанцев прибыл по вашему приказанию.
И вдруг Золотухин, едва лейтенант закончил доклад, громко, на весь отсек, скомандовал ему:
— Ну-ка, ты, колоратура с зонтиком, проходи, садись!
Казанцеву будто в лицо плеснуло жаром. Он какое-то время стоял окаменевший, не понимая, шутят с ним или… или Золотухин говорит это всерьез…
— Чего колом торчишь, Мадагаскар бесхвостый?
Позорище! Ведь все это слышит Яшин! И Казанцев обиделся, даже мелко затряслись губы.
— У м-меня, т-товарищ кап-питан второго ранга, есть з-звание и фамилия…
— Да ну? — вроде бы удивился Золотухин. — Ишь ты, и звание, значит, есть, и фамилия… Ну и удивил, барсук с ходулями.
Казанцев насупился, на глаза навернулись слезы.
— Обиделись, лейтенант, на меня? Вижу, что обиделись. И правильно сделали. — Золотухин встал, подошел к Казанцеву, снизу вверх заглянул ему в повлажневшие глаза, на совсем по-детски надутые губы и, улыбнувшись, опять громко, на весь отсек, четко произнес: — Простите, пожалуйста, товарищ лейтенант, за мое хамство. — И вновь взглянул в сразу же просветлевшее лицо Казанцева. — Ну теперь вы удовлетворены?
Казанцев закивал головой:
— Да…
Золотухин снизил голос почти до шепота:
— А теперь последуйте моему примеру и извинитесь перед Яшиным. Но сделайте это так, чтобы слышали и мы. Хорошо? Идите.
Казанцев побагровел. Ноги будто приросли к палубе.
— Идите, идите. Это не просьба, а приказание.
Когда лейтенант, круто развернувшись, вылетел из кают-компании, все трое переглянулись и заулыбались.
— Совсем пацан еще, — шепнул Золотухин.
Из отсека донесся громкий голос Казанцева — он извинялся, повторяя слово в слово Золотухина. Он закончил — и тут же забубнил виноватый говорок Яшина. Похоже, что теперь извинялся или оправдывался матрос. Только было непонятно: за что. Видимо, от неожиданности, с испугу.
Казанцев вернулся и хмуро доложил Золотухину, что выполнил его приказание.
— Слышал. Все слышали, — поправился Золотухин. — Присаживайтесь, разговор долгий будет. Так вы просите, чтобы вас уволили в запас, хотите применить свои знания в народном хозяйстве? Так вас надо понимать?
— Так.
— Теперь объясните, почему вы не хотите служить.