Слушатель

— Не откажите, Евгений, — показал он глазами на рюмку. Евгений конечно же взял её, чокнулся с дядей Колей и выпил, — Вот именно. Частностями, маленькими частностями. Правильно говоришь, Женя, правильно. Но от этого никуда не уйти, не нам менять эти устои, пусть Жизнь сама применит свои механизмы влияния.

— Вы когда-нибудь убивали? — спокойно спросил Евгений.

— Да. Но не людей конечно, — дядя Коля улыбнулся, — в детстве с рогаткой отнимал жизни у белок и птиц, и конечно же, ловил рыбу. Некоторые картинки запомнились. Как, например, выбил белке глаз из рогатки, как сбил птицу тоже с рогатки и сломал ей крыло. Как ловил щуку и потом ломал ей хребет, чтобы она не подпрыгивала на земле и не могла ускакать обратно в воду. Сломаешь ей так хребет, бросишь на землю и только жабры слегка подымаются и опускаются, и ничто другое в ней больше не шевелится, но по глазам видно, что живая. И, конечно, всё это было сделано напрасно. У детей это такой способ познания жизни, наверное, познания что хорошо и что плохо.

Евгений заметил, как из коридора хозяйка дома подаёт ему знак подойти к ней.

— Я отлучусь ненадолго, Николай. Скоро вернусь, — сказал Евгений.

— Конечно, Жень. Буду ждать, — ответил дядя Коля.

Евгений встал со стула и направился в коридор.

— Ну что как вы? — спросила хозяйка.

— Всё в порядке. Только с алкоголем не хочу перегибать палку, — ответил Евгений.

— Понимаю, что-нибудь придумаем. Смотрите, хочу попросить вас остаться до тех пор, пока дядя Коля не ляжет спать, мы потом посчитаем всё, и я заплачу сколько нужно. Дядя Коля человек приятный, только становится немного навязчивым на таких мероприятиях. Ну хотя у вас на опыте наверняка всякое было. Кстати, сколько вы уже практикуете слушание?

— В профессиональном ключе порядка десяти лет.

— И женщин тоже слушаете?

— Всех и даже детей.

— Детей? Удивительно. Мне бы и самой надо высказаться, но уж явно не сегодня. Ну хорошо, не буду отвлекать вас, ступайте к дяде Коле.

— Если позволите, я выйду на крыльцо буквально на пять минут, нужно обнулить настройки, так сказать.

— Конечно, конечно, Евгений, как скажете.

Евгений вышел на крыльцо дома. Солнце уже зашло и из-за горизонта просвечивали остатки розового заката. Чуть поодаль справа стоит стайка, через маленькое окошко которого на него смотрит широко раскрытый глаз коровы. Справа от стайки клетка с собаками. «Охотничьи, лайки» понял Евгений. Рядом слоями уложен навоз. Слева у стайки пристройка, из которой доносятся бекания овец. Далее влево длинная ограда, за которой высокий обрыв, снизу река. Внутри ограды, много перекопанной земли, собрана в кучки ботва картофеля, местами видны обрывки капустных листов. В дальнем левом углу собачья будка, из которой торчит голова собаки со скучающими глазами. Шерсть собаки белая, и вокруг одного глаза, словно фингал, оранжевая шёрстка. «Такого пса можно было бы так и назвать — Фингал» подумал Евгений. Сверху назревало звёздное небо. Вот уйдёт солнце совсем и звёзды проступят.

…

Евгений закрыл глаза и тихо дышал какое-то время. До ушей донёсся лёгкий скрип дверных петель сзади.

— Ааа, Женя, вот ты где, — раздался голос дяди Коли, — А я спросил хозяйку про тебя, она мне и говорит, что ты здесь. Наскучило тебе что ли?

— Просто хотел глотнуть тишины. И в целом ваши мысли произвели на меня впечатление, хотел немного обдумать их.

Дядя Коля был польщён, — Тишина это да. Ты знаешь я тоже люблю тишину. Сейчас волей-неволей бывает так, когда оказываешься в тишине и если даже захочешь, то не убежишь от неё. Раньше дома всегда жена зудела и помню, что мне это частенько надоедало, и думал всё: «Вот бы побыть одному, в тишине». А потом её не стало и тишина пришла в дом, да только мне эта тишина не понравилась, какая-то одинокая она пришла. Думалось мне всё раньше, когда жена была жива, что те островки тишины, которые я себе представлял — это спасение, отрада, уголок счастья, остров где только ты и твои желания. Когда она почила, тот островок, который я лелеял в мыслях, нагрянул в мою жизнь всецело и оказалось, что это не маленький островок благости, а целый материк одиночества. Долгое время это давило, сжимало, вгоняло меня в какие-то тёмные, холодные углы моей души, а потом постепенно я привык и заметил, что в этом поле холодного одиночества начал прорастать цветок, тоненький такой, слабенький, но который всё же растёт. И я почувствовал его тепло и постепенно я полюбил ту тишину, пришедшую в мой дом. Теперь, вечерами, я мысленно любуюсь этим цветком и не мешаю ему расти.

— Николай, какой же вы глубокий человек. Думалось ли вам когда-нибудь, что тишина бывает разная, что у неё много оттенков? — спросил Евгений.