Слушатель (ЛП)

Его собственные способности начали проявляться понемногу, когда ему было девять лет, поэтому он подумал, что с ней все происходило примерно так же, кем бы она ни была. Они разговаривали так уже около четырех месяцев. Конечно, не каждую ночь, но один или два раза в неделю они просто разговаривали по ночам, будучи двумя незнакомцами на пороге сна, которые не совсем были готовы отпустить этот мир. Иногда он слышал ее в течение дня, но это было похоже на отрывистые возгласы «Ой!» или «Черт!», или «Ох…», как будто она ударялась обо что-то ногой или роняла свои школьные учебники, поэтому ее мысленный голос становился сильнее. Но он никогда не отвечал, пока она не говорила ему «Привет», и не пытался пробиться к ней, если она не отвечала после двух приветствий.

— Просто улица, — ответила десятилетняя девочка-загадка, и Кертис понял, что она умна и не попадется на уловки, которые позволят узнать о ней больше. Она все еще развивала свои способности и изучала их, но, похоже, пока не до конца умела ими управлять.

— Ты ведь знаешь, что я — настоящий, правда? — спросил он.

— Мой папа говорит, что нет. Он говорит, я тебя придумала, и никакого Кертиса не существует.

— Имя моей мамы есть в телефонной книге. Я уже говорил тебе это. Он мог бы…

— Папа сказал мне больше этого не делать, — ответила она.

Ее голос, даже обличенный в его собственный, звучал в голове очень громко. Он думал, что она была даже сильнее, чем он в ее возрасте, а она только начинала постигать свой дар. Он вспоминал свою собственную растерянность, свое недоумение. Он был обычным маленьким мальчиком, и вдруг услышал в голове слова, которые звучали, как голос мистера Клебовски — они звучали на непонятном языке, на котором он говорил сам с собой, стоя за прилавком мясной лавки. У Кертиса ушло много времени на то, чтобы понять, что он не сходит с ума. Он слышал странные слова, слышал людей, которые говорили что-то в его голове, и, в конце концов, стал понимать, что это не его собственные мысли. Постепенно Кертис начал весьма умело этим пользоваться — как и эта маленькая девочка.

Он решил, что этот дар во многом помогал ему и вел его. С другой стороны велик был риск все же лишиться рассудка из-за этого дара рано или поздно.

— Ты не сможешь ничего с этим поделать, — ответил он. — Это то, какая ты есть. Ты такая же, как я.

— Я этого не хочу, — ответила она, и он услышал нечто неразборчивое, будто она считала, что это какая-то болезнь или проклятье, которое будет мучить ее всю оставшуюся жизнь. Что было не лишено смысла. Все зависело от того, сможет ли она, в конце концов, научиться этим управлять.

Кертис хотел успокоить ее, поэтому сказал:

— Меня, можно сказать, тоже… сбили сегодня.

Ответа не было.

Он ждал. Вскоре он подумал, что она ушла, но эта мысль не была предназначена ей — он мог сохранить ее втайне от девочки, хотя и не понимал до конца, как это работает. Как будто в его уме находилось какое-то специальное место, с помощью которого он мог проецировать свои мысли на чей-то персональный радиоприемник. «Телепатия» — вот, как называла это книга в библиотеке, и это звучало, как какая-то страшная болезнь, деформирующая кости.

Он не хотел больше беспокоить ее. Сегодня она ушла, и, возможно, надолго. Он начал подниматься с кресла. Пришло время ему раздеться, приготовиться ко сну и лечь, потому что наступало воскресенье, и…

— И что же сегодня случилось? — вдруг спросила она. — Кто тебя обидел?

Кертис помедлил с ответом, позволив себе снова расслабиться в кресле, и только потом сфокусировал энергию на том, чтобы отправить слова в их таинственное путешествие от разума к разуму.

— Я думаю, что я, по большей части, сам себя обидел. Я думал, что меня пригласили на вечеринку по случаю дня рождения одной девушки, которая мне… нравится. То есть, нравилась. А выяснилось, что она лишь хотела выставить меня дураком. Так что я не задержался там надолго.

— Ой. А ты подарил ей подарок?

— Подарил.

— Он был хороший?

— Хороший. Самый лучший, что я мог себе позволить.

— Ты же не оставил ей этот подарок, ведь так? — когда Кертис не ответил, она сама догадалась. — Ты ей его оставил.

— Да. Оставил.