После аплодисментов началось настоящее шоу, и Джон Партлоу с интересом наблюдал за тем, как двое аферистов приступили к работе. Шоу состояло из болтовни Ханикатта о «семейных практиках» на высокопарном жаргоне, в то время как Джинджер, используя желтый мел, рисовала на доске для наглядности грязные картинки. В выступлении Ханикатта настолько часто требовалось изображение полового члена, грудей и влагалища, что женщина набрасывала их, стирала, а затем снова рисовала, сопровождая это все довольно дразнящими движениями бедер. Джон Партлоу отметил, что каждый ее новый рисунок делал пенис и женские буфера все более крупными, а влагалище более вместительным. Красноречивое молчание мужланов на зрительских местах давало понять, что ее сообщения бьют точно в цель — ниже поясов. Это продолжалось около двадцати увлекательных минут. Выступление дока несколько раз прерывалось, и он, казалось, терял нить, но женщина слегка ему подыгрывала, и через несколько секунд он продолжал с того места, на котором остановился. Затем Ханикатт переключил передачу, и началась настоящая вульгарность, включавшая в себя словесное описание картин того, что творится в мексиканской Тихуане из-за Шпанской мушки[10], которую можно купить в том печально известном городке у любого секс-врача, а Джинджер тем временем рисовала на доске все более и более крупные эрегированные члены.
К концу всего этого действа Джон Партлоу едва мог скрестить ноги, и если бы он не знал наверняка
Джон Партлоу сидел и смотрел, как мужчины рвутся на сцену с деньгами в руках. Они стремились не только заполучить препарат, вызывающий сомнительный результат — коричневая жидкость в пузырьках, вероятно, была всего лишь испорченной колой с добавлением небольшого количества кокаина — но и хотели заставить женщину посмотреть им в глаза с той же тлеющей лихорадочной страстью, которую она источала на сцене. А еще они хотели вдохнуть ее запах и прикоснуться к ее Имбирной плоти[11]. Пусть далеко не все зрители могли позволить себе потратить доллар за флакон, большинство все же пошло на этот шаг — возможно, потратив последние деньги. Джон Партлоу понял, что Джинджер и Док собирались срубить еще тридцать баксов за вечер, что в целом выходило уже неплохо.
Затем для подельников настала самая сложная часть: замести следы в аудитории, после чего они могли собрать вещички и уносить ноги из города. Джинджер так хорошо выполняла свою работу, что все одетые в комбинезоны фермеры, стоящие в очереди с флаконами эликсира «Удовольствие Тихуаны» в лапах, думали, что они были в одном плевке табака от того, чтобы заполучить разодетую в красное платье распутницу в качестве легкой добычи. Они улыбались, как маленькие мальчики, и причмокивали леденцами их грязных фантазий. Некоторые из них продолжали заигрывать с Джинджер, в то время как она запаковывала картонную коробку для переезда, а Док пытался сосредоточиться на подсчете наличных денег. Тут-то Джон Партлоу и увидел для себя возможность. Он быстро поднялся на сцену и громко сказал:
— Джинджер, дорогая? Тебе нужна помощь? Мне кажется, муж должен протянуть руку помощи, а не просто сидеть на месте и наблюдать, как работает его жена.
Она и бровью не повела.
— Да, детка, — ответила она, окинув его быстрым оценивающим взглядом. — Если сможешь отнести это в машину, и все будет в ажуре.
Джон Партлоу кивнул.
— Будет сделано, — сказал он, протягивая руки и забирая коробку.
С его приходом толпа деревенщин сразу же поредела, отправившись восвояси: было очевидно, что весь их деревенский лоск и все флаконы эликсира «Удовольствие Тихуаны» не могут конкурировать с городским пижоном в белом костюме, который выглядел, словно ангел… и, очевидно, именно им и являлся.
— Машина за углом, — сказала она ему, когда спустилась с Доком со сцены.
Ханикатт схватил ее за руку, чтобы удержать равновесие, посмотрел на Джона Партлоу налитыми кровью глазами и хмыкнул:
— А
— Это мой новый муж. Его зовут Золотко, — сказала Джинджер. — Разве ты не знал, что я вышла замуж в Ноксвилле?
—
— Да шучу я! Он просто выручил нас. Настоящий лапочка, вот и все. Ну, давай же, смотри, куда идешь.