Служанка

— Я смотрю, ты слишком грамотная для домработницы, — снова пришпиливает он мой мышиный хвост, едва вырвавшийся на свободу. От этого логичного вопроса замираю — ну кто меня тянет за язык?! Чувствую, уши опять начинают бессовестно краснеть. Создала ж мать- Природа меня такую быстро реагирующую!

Я отстраняюсь и знаком приглашаю присесть на кровать, быстренько отпихнув в сторону свои вещи, потому что разговор предстоит очень трудный.

Однако Барковский очередной раз путает мои мысли. Он садится сам и одним движением усаживает меня на колени. И это получается так легко, словно я Дюймовочка, и самое непонятное — так естественно, словно мы уже близки. Не успела я ахнуть, он уже крепко обнял меня за талию.

И эта вера в мою невиновность была настолько подкупающей, что я едва не разревелась. Он как обманутый муж из анекдота «Кому ты больше веришь? Мне, твоей честной жене или своим бесстыжим глазам?» вел себя так, будто не поверил своим глазам.

Благодарность за это беспочвенное, безусловное доверие размазала все мои границы. И я растеклась счастливой шоколадной лужицей. Правда, еще не решающейся обнять этого невозможного мужчину за шею.

Вместо этого я чинно сложила руки на коленях и печально вздохнула.

— Ваш отец одалживал своему другу Славинскому крупную сумму денег под расписку. Славинский деньги вернул давно, а Матвей Тимофеевич расписку не вернул, заявив, что она сгорела во время пожара в офисе. А сейчас она вдруг нашлась, и ваш папенька требует возвращения долга. И я надеялась ее там найти.

— Бред, — выдохнул Тимофей, и я сжалась в испуге, как помойный котенок. Вот сейчас схватит меня за шкирку и начнет вытряхивать из меня все, что я знаю. — А ты как оказалась у раскрытого сейфа?

— Установила камеру, которая открыла мне три цифры, остальные подобрала методом тыка, пока никого не было дома, — еле слышно пробубнила я, отчаянно желая провалиться сквозь землю и жутко боясь, что он меня сейчас выкинет. И уже согласилась мысленно с тем, что так будет лучше. Потому что мне начало казаться, будто я не на коленях любимого человека сижу, а на раскаленной сковородке.

Бросив косой взгляд на Тима, я увидела резкую складку, разрезавшую его лоб. Наделенная ярким воображением, я тут же представила, как со скрипом поворачиваются его шарики в мозгах и заходят за ролики. Я поняла, что на весах его доверия на одной чаше я, на другой отец. И мне стало так горько, что я готова была разреветься.

— Меня сейчас не техническая сторона вопроса интересует. Ты каким боком к этой истории прислонилась?

Тяжелый стальной взгляд словно воткнулся в мою черепушку, лишая воли и рассудка. А мне нужно продолжать врать!

— Я домработница Славинских, — выдохнула я ложь и испугалась — наверно сейчас он точно почувствует, как я сжалась.

— Аня! Не беси меня! Допустим, что каким-то чудовищным образом тебя обманули и убедили залезть в сейф. Кто они тебе, что ты пошла на преступление? Внебрачная дочь? Или тебе пообещали невероятное вознаграждение? Или тебя запугали? Аня!!! Не молчи!

— Я компаньонка барышни. Я с ней жила в Италии, училась теннису и даже ходила в оперу! Убиралась по дому и почти не готовила, в основном еду заказывали. Я выполняла функцию няньки, потому что барышня неприспособленная ни к чему. Тонкая и ранимая натура. А у меня не забалуешь, — неожиданно я вошла во вкус и начала творчески смешивать правду с вымыслом, совершенно не заботясь о соотношении ингредиентов. И чуть не попалась.

— Странно. Неужели люди так могут меняться?! Насколько я помню барышню, как ты выражаешься, Славинскую, то никогда бы не подумал, что она тонкая и ранимая натура. Толстощекое рыжеволосое исчадие ада. Несколько раз я имел неосторожность попадаться ей на глаза. Наверно, с тех пор я понял, что не хочу ни жениться, ни заводить детей, чтоб, не приведи господи, у меня в доме завелось такое.

Мои нервы и так были натянуты, как струны на гитаре, а тут сверху еще «исчадие ада». От этих слов я почувствовала, что меня распирает от смеха, и я вот-вот просто лопну. Не удержавшись, все-таки хрюкнула и вдогонку уже неуклюже изобразила вырвавшийся «чих». Теперь я отчетливо поняла, что интуиция и творческий треп меня не подвели. Узнай, что я и есть то самое толстощекое рыжеволосое, он бы точно не поцеловал меня. Если раньше любовь Барковского была чем-то абстрактным, недостижимым, как звезды, то теперь, после этого крышесносного поцелуя, я поняла, насколько прочно увязла в нем, что этот тот единственный, который мне нужен.

— Все равно не вижу логики. Допустим, мой отец, действительно, сделал то, о чем ты говоришь. Допустим! Тогда ты понимаешь, что с тобой никто церемониться не стал бы! Повторяю вопрос. Ради чего ты ввязалась? — Барковский чеканил слова, будто полицейский при задержании. «Любое слово может быть использовано против вас». А у меня не было ни запасного плана, ни сколько-нибудь вразумительного ответа.

Но прикидываться невменяемой тушкой — тоже не вариант.

Божечки! Хочу, чтоб Тим мне поверил! Ну пожалуйста! Пожалуйста!!