Служанка двух господ

Я тоже молча отхлебывала горячий чай, пока больничные курицы кудахтали о недоступности Виктора. Хотелось встать, схватить ближайшую за хохолок и хряпнуть мордой об стол. Но приступ мизантропии скоро прошел. Анна Кузьминична велела нам с Оксаной побелить деревья во дворе, а заодно — бордюры и крыльцо центрального входа. Помахав рукой мальчишкам, чьи лица сразу приняли кислое выражение — их на улицу не пустили, — я отправилась за ведрами, кистями и известкой. Оксана притащила два синих байковых халата, в которые мы завернулись поверх курток. Примерно с таким же чувством в школьные годы мы отправлялись собирать макулатуру во время уроков — санкционированный отрыв. Внезапно коридор огласился ревом. Это Лиля потребовала отпустить ее с нами. Свою просьбу она обосновывала тем, что сидит в больнице уже четвертый месяц и нуждается в свежем воздухе. Получив отказ от дежурной санитарки, дежурной медсестры и самой Анны Кузьминичны, Лиля не успокоилась и теперь атаковала заведующую.

Елена Ивановна только что пришла на работу и еще не успела укрыться в своем кабинете. Лиля поймала ее в коридоре и прижала к стене.

— Это больница или тюрьма? — кричала поборница прав ребенка. — Почему мне ничего нельзя: по телефону звонить нельзя, полы мыть нельзя, читать на тихом часе нельзя? Я так с ума здесь сойду.

По моему глубокому убеждению, сходить Лиле было не с чего, так как, будь у нее хоть чуточку ума, она не доводила бы администрацию детского дома до белого каления и не сидела бы в больнице по несколько месяцев, пока чиновники из отдела опеки ищут для нее новое пристанище. Но, очевидно, у Лили имелось свое мнение на этот счет, не совпадающее с моим. К сожалению, ни с чьим другим оно тоже не совпадало. Я представила себя на месте Лили, потом — на месте заведующей и не позавидовала ни той, ни другой. Елена Ивановна находилась в сложном положении: никакие разумные доводы на Лилю не действовали, обещаниям о скорой выписке она не верила, применить к ней силу Елене Ивановне не позволяли клятва Гиппократа и звание главного гуманиста в отделении. Поэтому, как любой настоящий гуманист, она поспешила переложить ответственность на мои плечи.

— Лиля, — сказала она, дождавшись паузы, — я очень занята и не могу гулять с тобой. Но я не могу и Виктории Николаевне приказать это делать. Я могу только просить ее взять тебя на улицу под ее ответственность. И если она согласится отвечать за тебя…

— Я соглашусь, — прервала я длинную тираду, — а если Лиля убежит, можете уволить меня в ту же минуту. Я даже заявление готова прямо сейчас написать.

Очевидно, Елена Ивановна поняла, что увольнения я боюсь, как проливных дождей в Китае, но забрать назад свое обещание не решилась. Приказав Лиле одеться в мгновение ока, я взяла ее за шиворот и выволокла во двор. Если Оксана и удивилась нашему появлению, то своего удивления не показала. Впрочем, нянчиться с Лилей мы не собирались, вручили ей пол ведра известки, кисточку и велели белить крыльцо, а будет отлынивать — мигом очутится в игровой. Лиля обиженно хмыкнула, но кисточку взяла. Мы с Оксаной заняли место поближе к дороге — если Лиля вздумает улизнуть, то нас ей не миновать — и принялись неторопливо развозить белую кашицу по бордюру. К счастью, Анна Кузьминична не имела склонности к психологическим экспериментам, и вскоре ее несгибаемая фигура выросла на крыльце — Лиля пожала плоды своего упрямства. Анна Кузьминична встала возле нее и принялась контролировать каждое движение. Бедной Лиле ничего не оставалось, как покорно орудовать кистью под градом указаний. И в это время случилось чудо.

К больнице подкатило такси — второе за утро! И оттуда выпорхнула фея. Мы только рты открыли. Ее золотые локоны сияли на солнце, белый плащ развевался на весеннем ветру, в руках горел огромный букет алых тюльпанов. Ее изящные ножки в дорогущих сапогах из змеиной кожи едва касались потрескавшегося асфальта. Мы дружно выпрямились, побросали кисти и открыли рты. Фея плыла к нам, роняя по пути тюльпаны.

— Здравствуйте, — дрожащим голосом произнесла потрясенная Оксана.

Фея милостиво кивнула и обратила взгляд на меня. Я узнала Алю и была уверена, что она меня не узнает, но ошиблась.

— А, это ты, — она улыбнулась, как королева неразумному пажу, — все еще в шапке.

Потом спросила, ни к кому в отдельности не обращаясь:

— Кто здесь святой Петр?

Все молчали. Я достала ключ из кармана.

— Сейчас открою.

Аля кивнула головой и шагнула в приемную.

— Вторая дверь налево, там табличка висит, — махнула я рукой в направлении коридора и вернулась на улицу.

— А кто такой святой Петр? — подскочила ко мне Лиля.

— Такой бородатый старикашка, сторожит ворота в рай. Захочет — отопрет, не захочет — гуляй в ад или жди суда.

Лиля несколько минут переваривала информацию, потом разразилась хохотом.

— Это она нашу психушку раем называет? А еще говорят, что больная — это я.