Служанка двух господ

– В очер-редь! – хриплым голосом завопил попугай. – Пр-ротечки, пр-ротечки! В очер-редь! Квар-ртплата! Кар-раул! Р-разбой! Авар-рия! Про-ррыв теплотр-рассы! Плановый р-ремонт! В очер-редь! Вас много, а я один! Постор-ронитесь! Р-расчет! В очер-редь!

– Перри, где ты был? – удивилась Лола. – У тебя явно расширился словарный запас! Где ты такого нахватался?

– Судя по словам, которые он употребляет, наш попугай побывал в жилконторе, – предположил Маркиз.

– Жилконтор-ра! – радостно подхватил Перришон. – Вечер-рний пр-рием! В очер-редь! Пр-ротечка! Всем спр-равки, спр-равки!

– Мы тебе, конечно, очень рады, – заметил Леня. – Но если ты не прекратишь этот концерт, придется запереть тебя в клетку и накрыть платком! Слушать такое в собственном доме я не намерен!

– Ой, боюсь, боюсь, боюсь! – испуганно забормотал Перришон, перелетая на шкаф. Там он почувствовал себя в безопасности и снова заорал хриплым пиратским голосом: – Кар-раул! Пр-роизвол! Пр-ритеснения! Репр-рессии!

Покой в квартире удалось восстановить только пакетом со смесью орехов и сухофруктов.

На следующее утро Лола столкнулась на лестничной площадке с соседкой Маргаритой Степановной, хозяйкой ангорского хомяка Персика. У соседки был такой удивленный и растерянный вид, что вежливая Лола поинтересовалась состоянием ее здоровья.

– Да здоровье-то у меня в порядке, – проговорила Маргарита Степановна, обрадовавшись возможности поговорить. – Только, Олечка, какие-то странные вещи происходят в нашей жилконторе…

– А что такое?

– Прихожу сегодня к ним за справкой, отстояла, как обычно, очередь, сами понимаете, без этого никак, а наша паспортистка, Анна Иоанна, вдруг громко так говорит: «Отвали от попугая ср-рочно!»

При этом Маргарита Степановна так похоже изобразила интонацию Перришона, что Лола едва не расхохоталась и, чтобы скрыть смех, сделала вид, что громко закашлялась.

– Вы простужены, Олечка? – забеспокоилась соседка. – В такую погоду надо теплее одеваться… Да, так вот, я ее переспросила: что вы говорите? А она, Анна Иоанна, откашлялась и как завопит: «Перри – птица дорогая, отвали от попугая! Кар-раул! Р-разбой!» Ну, я, понятное дело, поскорее ушла, без справки, и теперь не знаю: к чему бы это?

– Думаю, Маргарита Степановна, к перемене погоды! – очень серьезно проговорила Лола и пошла по своим делам.

Вениамин, как всегда, открыл дверь своим ключом и прислушался. В квартире стояла гробовая тишина. Что очень странно, потому что теща в это время всегда смотрела свой любимый сериал и телевизор орал так, что было слышно на лестнице. Может, заснула? В последнее время она стала часто спать днем. Но тогда бы доносился мощный храп, спать тихо Софья Сигизмундовна не умела.

Сердце у Вени нехорошо екнуло: неужели что-то случилось? Он скинул ботинки и на цыпочках прокрался в комнату тещи.

– Софья Сигизмундовна, вы спите?

В волнении он забыл, что следует говорить не «спите», а «отдыхаете», не то теща рассердится. Никто не отозвался, тогда Веня тихонечко приоткрыл дверь, стараясь не скрипеть. Тещина кровать была пуста. Вениамин широко распахнул дверь и, не скрываясь, прошагал к кровати. Кровать была аккуратно застелена. Не веря своим глазам, Вениамин зачем-то сдернул покрывало. Тещи, естественно, под ним не было.

Веня вихрем промчался по квартире, заглянул во все комнаты и на кухню, обследовал места общего пользования, сунул нос в холодильник и стенной шкаф. Хотел было залезть на антресоли, но вовремя одумался: вес Софьи Сигизмундовны ни одни антресоли не выдержат.

«Похитили! – сверкнуло у него в мозгу. – Тещу похитили!»

Тут же трезвый голос ему ответил, что вряд ли кому-то понадобилось похищать тещу: она и ему-то, Вене, на фиг не нужна, а уж постороннему человеку…

Где-то в глубине души поднималась непрошеная радость: неужели он навсегда избавился от чужой троюродной тещи?

Вениамин тут же устыдился своих мыслей. Исчезновение Софьи Сигизмундовны можно было объяснить только одним: теща впала в маразм и ушла из дома. А что, сколько угодно случаев…

Воображение тут же нарисовало жуткую картину: теща в шелковом халате и тапочках бредет по колено в снегу, метель все сильнее, и вот уже на месте Софьи Сигизмундовны возвышается огромный сугроб.

– Ужас какой! – Веня схватился за сердце. – Это же всю оставшуюся жизнь меня будет мучить совесть!

Он заметался по квартире, терзаемый вопросом, что же теперь делать. Искать тещу по улицам? Но куда она могла уйти? В конце концов, Веня решил звонить. Пока он раздумывал у телефона, куда звонить раньше – в милицию или больницу, из прихожей послышался шум открываемой двери, и на пороге возникла Софья Сигизмундовна собственной персоной. На ней надето было старое зимнее пальто с барашковым воротником, от которого за версту несло нафталином, и шапка из облысевшего песца, которая все время съезжала набок. Увидев тещу, Веня окаменел, вылупил глаза и отвесил челюсть.

– Что ты так на меня смотришь? – возмутилась она. – Как будто привидение увидел?

– Софья Сигизмундовна! – завопил Веня, придя в себя. – Где же вы были? Я весь изволновался!