Служанка фараонов

Увы, Река била не так глубока, как море, и тот корабль, на котором плыла я, сел на песчаную мель! Тогда матросы попрыгали в воду и, стоя в ней по колено, пытались снять корабль с мели при помощи длинных шестов. При этом они кричали – ведь не назовешь пением их громкий, неблагозвучный рев:

– Эй, вы, в воде! Да не откроется ваша пасть! Мне очень хотелось узнать, кто там был в соде, по ни у кого не нашлось времени заняться со мной. Вдруг раздался крик ужаса, мужчины, взвившись на своих шестах, прыгнули на палубу, а подо мной раскрылась огромная пасть, усаженная острыми зубами.

– Себек! – закричали мужчины. – Будь милостив к нам, Себек, отгони своих зверей!

Я уцепилась за руку матери и боязливо спросила:

– Кто такой Себек?

Но она ответила угнетенно:

– Не знаю, может быть, бог.

Как много нового! Никогда не виденного! Как много волнующего! Но вот страшный бог – или, может, это зверь? или то и другое вместе? – закрыл свою ужасную пасть, и наш корабль снова закачался на воде. В тот же день мы достигли цели нашего путешествия, хотя и прибыли последними.

Потом я вижу, как стою под могучей, покрытой густой листвой смоковницей, дающей приятную тень. Рядом со мной моя мать и братья. Мы располагаемся на обширном поле на берегу Реки, возможно даже, что это сад, примыкающей к дворцу, теперь уж я точно не знаю. Все сокровища, которые прибыли вместе с нами из Пунта, разложены широким кругом.

Люди вокруг говорят негромкими голосами, и я чувствую, что всеми овладело ожидание чего-то важного. Внезапно до моего слуха доносятся ликующие возгласы:

– Макара! Макара! Добрый бог! Дай нам дыхание! – наперебой закричали вокруг меня.

– Кто это Макара? – шепотом спросила я.

– Как, ты не знаешь? – так же шепотом ответили мне. – Это великое тронное имя нашего повелителя, Доброго бога, который правит этой землей.

– А я думала, что ее зовут Хатшепсут и что это царица…

– Они оба, малышка, оба! Хатшепсут – наша царица, Макара – наш царь!

– Мужчина или женщина?

– Женщина, когда она смотрит на тебя. Мужчина, когда он восседает на своем троне.

Голова у меня пошла кругом. Как все это понимать?

Я не могла рассмотреть воздвигнутый трон, ведь мы, проданные люди, стояли дальше всех, но тут окружающие раздвинулись и образовали широкий проход – значит, Макара пройдет здесь, и я увижу Хатшепсут! Я судорожно пытаюсь представить себе того, кто в одно и то же время – царь и женщина. Похожа ли она вообще на людей? Или она так же далека от всех, как та статуя, которую поставили на берегу моря у меня на родине?

Если бы Ипуки был поблизости! Его-то я могла бы расспросить, и он бы мне все объяснил. Но я уже давно потеряла его из виду, а люди, стоявшие вокруг меня, сами мало что знали.

Как тихо вдруг стало! Она приближается? Но разве ее не приветствуют криками?

– На живот! – прошипели мне в ухо резко, но не громко. И я увидела, что стою одна-одинешенька, тогда как все остальные вокруг плашмя лежат на земле. Я в испуге сделала то же самое.

Неужели она уже прошла? Интересно, как она выглядит? Не такая ли она большая, неуклюжая и толстая, как Ити? Или же стройная, нежная и тонкая, как будто неземная? Никто из нас не мог этого сказать. Разве рабу дозволено лицезреть бога?

Моя мать уже поднялась с земли, и я увидела, что ее лицо покраснело от слез. И почему только она плачет? Все это совсем не было ужасным! Сама же я испытывала не страх, а только большую робость, но не удручающую, а трогающую душу.

Я глажу руку матери и спрашиваю:

– Что с тобой?

Я осмеливаюсь говорить шепотом, потому что вокруг уже давно снова стало шумно.

– Если б я только знала, какому богу здесь нужно молиться! запинаясь, отвечает мать. Я никогда не видела ее такой растерянной, как сейчас. – Амону? – продолжает она, обращаясь скорее к себе или к кому-то неизвестному, чем ко мне. – Но кто такой Амон? Или Себеку? Но кто такой Себек? А те, кого я знаю, так далеко!

Тогда я понимаю, что она подавлена и напутана всем тем чужим, непривычным, диковинным, что обрушилось на нас и смело все, что до сих пор было нашей жизнью. Я стою рядом с ней и чувствую, что меня влечет к себе и даже наполняет неясной надеждой как раз то, что так расстраивает ее. Могу ли я ей помочь? Могу ли я? Тысячу раз до этого я искала у нее поддержки, и всегда она утешала меня. Могу ли теперь я подбодрить ее?

Вдруг к моим ногам падает зрелый инжир. Я поднимаю его и протягиваю матери.

– Возьми, мама, съешь!

Мать пробует инжир, и ее лицо светлеет. Она отдает мне половину плода. Фрукты здесь сладкие, это я уже знала. Потом мать смотрит на могучие, широко раскинувшиеся ветви дерева, листья которого слабо шелестят на легком ветру, и внезапно падает на колени у его ствола и прячет лицо в ладонях. Я не знаю, то ли она плачет, то ли молится.

– На этом дереве живет какая-нибудь богиня? – спрашиваю я у одного из тех, кто стоит рядом со мной.

Он утвердительно кивает.