Служанка фараонов

– А сумеешь ли ты причесать волосы царевны, сумеешь ли ты заплести их так, как она их носит, когда взмахивает систром в храме Амона, изображая супругу бога?

Я больше не кивала, а молча смотрела прямо перед собой.

– Ну ладно, тогда скажи, чему ты научилась, пока жила в той земле, откуда вы прибыли!

– Гусей я пасла и… – я хотела сказать, что при мне гибло гораздо меньше гусей, чем у пастушки, которая пасла их раньше, и что я даже приручила и обучила молодую обезьяну, но старуха опять оборвала меня.

– Гусей! – закричала, нет, заорала она. – И это для царственного дитяти! Чужеземка, негритянка, кушитка – да разве я знаю! – при моей Нефру-ра! – Она повернулась к черноволосой служанке, которая уже давно заплела волосы и теперь стояла в ожидании в глубине комнаты. – Беги к садовнику, Небем-васт! Скажи ему, что Ба не сможет сегодня подбирать букеты, пусть он постарается подыскать для этого кого-нибудь другого. Но пусть не дает слишком много зелени для букетов. Да поменьше васильков, они не пахнут. Лотос и дикий шафран. И пусть не забывает о жасмине!

Небем-васт выскользнула наружу, и старуха снова повернулась ко мне.

– Ты, пожалуй, еще сможешь держать горшок с мазями, – пренебрежительно заявила она, – а также работать опахалом. Но ведь в таком виде тебе нельзя показываться перед госпожой! На, возьми гребень! Да прибери волосы! Хорошо еще, что у тебя на голове не кучерявая шерсть, а гладкие волосы, почти как волосы людей!

Она бросила мне гребень, вырезанный из белой слоновой кости, а когда я усмирила с его помощью свои длинные волосы, мне пришлось заплести их во множество редких косичек, как это было в обычае у людей. Правда, мне удалось это не сразу, так что Аменет была вынуждена в конце концов привести в порядок мои волосы, чтобы самой не быть наказанной за мой вид. Она делала это раздраженно, рывками, и волосы часто путались в ее когтях. Хотя мне было очень больно, я не издала ни звука и только не могла справиться со слезами, которые катились по моим щекам.

Меня повели по длинным полутемным коридорам, куда слабый свет проникал лишь через дверные проемы расположенных вдоль них комнат. Поэтому я чуть не ослепла, когда мы повернули и вошли в большой зал. Он был выше всех тех помещений, какие я раньше видела. Яркий дневной свет лился через решетки окон, устроенных наверху, прямо под потолком. Я невольно закрыла глаза, ослепленная резким светом. Когда же я их снова открыла, то вскрикнула и в ужасе отскочила в сторону. Еще немного, и моя нога попала бы в широко разинутую пасть льва. Старуха заметила мой испуг и засмеялась.

– Боишься, гусиная служанка, боишься? – злобно спросила она. Конечно, ведь у вас ничего подобного нет.

Решительными шагами она подошла ко льву и наступила ему прямо на затылок. Зверь, однако, даже не вздрогнул и не издал ни звука. Не лаяли собаки, гнавшиеся за хищником, не двигались газели, прыгавшие перед ним, не били крыльями птицы, порхавшие в зарослях папируса, – все это и еще многое другое, как живое, простиралось у моих ног, и тем не менее было неподвижным и мертвым.

Что все это значило? Возможно, какое-то волшебство, которым пользовались люди? А вдруг старуха одним движением глаз могла оживить этих зверей, которые, как заколдованные, неподвижно и бездыханно лежали на полу? Чтобы змея, например, ужалила меня в пятку или сокол вонзил когти в мое плечо? Я осторожно выбирала дорогу на пестром каменном полу. Тогда я не могла и представить, что вскоре перестану обращать внимание на всех этих животных точно так же, как Аменет, которая помирала со смеху, видя мой испуг. Ведь она, потехи ради, еще подбавляла масла в огонь, показывая мне одного опасного зверя за другим и страшным голосом подражая их крикам.

Мы обе были так поглощены всем этим – я своим страхом, а Аменет жестокой игрой, которую она вела со мной, – что совсем не заметили, как к нам приблизилась какая-то фигура. Только после недовольного: «Что это значит?» – старуха вздрогнула и замолчала, а я, наконец, смогла остановиться и, как бы ища помощи, уцепилась за одну из больших деревянных колонн, которые поддерживали потолок зала.

– Новенькая… – заикаясь, ответила Аменет, – ее прислал мне Сенмут… она пасла гусей… и такая глупая, что боится нарисованных зверей!

Однако встреченная нами женщина не обратила внимания на эти слова, а подошла ко мне.

– Не бойся, – сказала она, и ее голос звучал совсем не так, как голос старухи, – ведь эти звери не живые! Они всего лишь нарисованы краской на каменном полу – только для красоты, понимаешь?