Служанка фараонов

Но я стояла и смотрела на нее. Красота! Пестрые, бездыханные животные у наших ног, высокие колонны, льющийся из широких окон яркий свет, в котором во всем своем великолепии переливались краски… и не только на каменном полу, но и на стеках, на потолке – повсюду сияние зеленого и синего, ржаво-красного и золотого… и среди всего этого – она в белом одеянии, обвивавшем ее стройную фигуру, с широким ожерельем, лежавшим на плечах наподобие сверкающего воротника, с нежными руками, ничем не угрожавшими глазами и устами, произносящими добрые слова! «Люди! пронеслось у меня в голове. – Все в них красиво!» Я решилась посмотреть в лицо женщины и увидела, что, хотя она и была несколько моложе моей матери, усталые складки уже пролегли от крупного носа к тонким губам. Я даже осмелилась взглянуть в ее глаза, похожие на темную воду, в которой преломляется свет звезды. Я подумала: «И они добрые? Не только красивые, но и добрые?» Я уже отпустила колонну, которую все время судорожно обнимала, и уже открыла рот, чтобы ответить, но тут внезапно заметила, что золотой обруч, державший черные волосы женщины, сделан в виде змеи, которая подняла голову, как будто собираясь напасть. Я опустила глаза и промолчала, и женщина прошла мимо меня.

Она пересекла все помещение, а я следила за ней взглядом, пока она не исчезла в дверном проеме. Почти все это время Аменет, как в оцепенении, стояла на одном месте. Затем она порывисто обернулась, так как снова послышались шаги. На этот раз с полной охапкой цветов пришла Небем-васт.

– Я принесла букеты, – сказала она, а старуха коротко приказала:

– Идем!

Она схватила меня за руку и потащила за собой. Небем-васт шла вслед за нами. И тут скорее самой себе, чем девочке, Аменет сказала:

– Она говорила с ней! Царица с гусиной служанкой! А со мной ни слова!

Наконец мы пришли в покои Нефру-ра. На ложе из лилейно-белых подушек, под пестроткаными покрывалами спала девочка, которая вчера играла со мной. Обе женщины опустились к ее ногам и запели – при этом голос Аменет звучал довольно неприятно:

Прекрасный день!
Небо и земля исполнены радости!
Прекрасный день!
Славим красоту Амона!
Пробудись в мире, Нефру-ра!
Радуйся, божественная супруга,
День начался,
Бог осветился на небесах!
Тогда дитя открыло глаза.

Небем-васт расставила искусно подобранные букеты в большие глиняные вазы.

Аменет же начала расчесывать волосы царской дочери. Но Нефру-ра захныкала:

– Где же Ба? Она причесывает лучше, чем ты! Ты всегда так рвешь волосы!

Аменет нахмурилась.

– Ба заболела, – коротко сказала она. – А ты сиди спокойно, тогда не будет больно!

И она взялась за гребень.

Мне было жалко царевну, попавшую в недобрые руки старухи, и я обрадовалась, когда та наконец-то закончила. Затем мне пришлось держать дощечку с красками для косметики, а потом, когда глаза и щеки Нефру-ра были подкрашены, – и зеркало. Все, что я брала в руки, было красиво, очень красиво: гребень, вырезанный из слоновой кости, дощечка для красок из просвечивающего насквозь зеленого камня, в котором был вырезан настоящий цветник, а зеркало – из блестящего металла с ручкой, заканчивающейся женской головкой. Но когда я тайком поставила его перед собой, то почти испугалась. Кто это? Заострившийся нос? Втянутые щеки? Эти глубоко запавшие, горящие глаза? Незнакомо и тревожно смотрело на меня мое собственное отражение. Я покраснела, как будто меня застали за чем-то нехорошим, и опустила глаза. Но было ли изображение, увиденное мною в зеркале, красивым или безобразным – этого я не могла понять.

Наверное, за одну-единственную неделю при царском дворе я узнала больше, чем за целый год, когда пасла гусей у себя на родине. Я научилась безбоязненно ходить по разрисованному каменному полу, освоилась с залами, дворами и длинными коридорами дворца и быстро поняла, в какие помещения я имела доступ, а какие находились под запретом. Я выучила утренние и вечерние песни, которыми услаждали мою маленькую госпожу, и очень скоро по несомненным признакам на ее лице стала угадывать, была ли она в хорошем или дурном настроении. Я научилась обращаться с гребнем и красками для глаз, играть в мяч и шашки. Я быстро догадалась, что для меня было лучше проигрывать, чем выигрывать, но что и при проигрыше мне не следовало легко сдаваться. Я научилась управляться с опахалом в те жаркие дни, когда не дул желанный северный ветер. Часто руки у меня горели как в огне, ведь силы в них было еще мало, а передышки не полагалось.