Служанка (СИ)

– Я не мастер красиво говорить, – словно в подтверждение моих мыслей произнес Штефан. – Запомни одно. Ты – моя жена перед богами и перед людьми. Я не могу пообещать тебе тихой и спокойной жизни, но клянусь защищать и оберегать от всего, что может причинить тебе боль. Примешь ли ты мою клятву?

Он смотрел на меня тяжело, в глазах его разгорался мрачный огонь, а лицо казалось выточенным из камня – такими резкими и суровыми были его черты. Но каким же красивым он был в этот момент! У меня дыхание перехватило и сердцу в груди тесно стало. Разве смогу я бороться против человека, который одним только прикосновением уничтожает все благие намерения и доводы разума?

– Элиния? – переспросил арн.

Я завороженно смотрела на него, не в силах даже кивнуть. Видно, Штефан умел читать мысли, потому что взял мои руки в свои и веско сказал:

– И чтобы с этого дня я не слышал ни о какой свободе, понятно? Ты – моя жена.

Он больше ничего не добавил, но я глядела в алое сияние и понимала все, что осталось несказанным. Чувствовала. Ощущала всем существом. И я поверила. Потянулась к тому огню, что горел в глубине ярких глаз, и осознала, как согревается душа, как тает ледяной комок, застывший глубоко внутри, как легко становится дышать…

Штефан не захотел ждать. Он нетерпеливо притянул меня к себе, и я пропала, потерялась в головокружительном поцелуе, который смел последние сомнения, заставил мои руки взлететь, обнять обтянутые темным сукном плечи и отдаться тому томительно-сладкому, что зарождалось внутри, гудело, вибрировало и звенело, рвалось на волю криком. Возможно, когда-то я и пожалею, что поверила, простила, сдалась без боя, но не сейчас. Штефан прикусил кожу на шее и резко вошел, заставив меня задохнуться от того, как полно и глубоко я ощущаю его в себе. И я подалась навстречу, стремясь стать еще ближе, слиться с ним так, чтобы забыть все, что нас разделяло, не дать места ни одному сомнению, ни одному воспоминанию, ни одному, даже самому крошечному, сожалению. Сейчас, в этот миг, решалось наше со Штефаном будущее. Вера, любовь, страсть, прощение – так много всего было в этих простых и понятных движениях, в прикосновениях, в поцелуях. «Любишь?» – безмолвно спрашивала я. «Простила?» – читалось в сумрачном алом взгляде. А зверь настороженно приглядывался, принюхивался, прислушивался, подходил к самой коже, и я чувствовала его всем телом, но в этот раз сущность арна вела себя мирно, не стремясь взять над Штефаном верх. Даже когти, которые пару раз появлялись на руках мужа, не причиняли боль.

– Элиния…

Имя, слетевшее с губ Штефана, отогнало последние остатки сомнений, боли и страха, и я безоглядно отдалась мелодии страсти. Она звучала все выше, все пронзительнее, переплетаясь с призрачными орнаментами вироша и сплетая воедино не только наши со Штефаном тела, но и души.

Ночь уходила, небо за окном наливалось розовыми красками, и этот новый день обещал новую жизнь, без страха, сомнений и боли.

***

Я смотрела на мелькающую за окнами кареты серую морось. Стобард встретил нас мелким дождем – не дождем даже, а водяной пылью, которая оседала на волосах, на гривах лошадей, на крыше экипажа и на плащах мужчин. Мимо мелькали кусты волчьей сыти, вдали виднелись высокие пики Алмазных гор, а я глядела на знакомые пейзажи и с удивлением понимала, что рада вернуться в вотчину Кронов.

Две седмицы путешествия пролетели быстро, оставшись в памяти яркими красками побережья, встречами и знакомствами, солнечными летними днями и долгими, томительно-страстными ночами. Мы успели посетить несколько городов приморья, проехать по окраинным вотчинам Штефана и теперь возвращались домой, в Белвиль. Позади остались Старкон и Брод, дорога все поднималась вверх, вилась среди Алмазных гор, звенела под копытами лошадей. До Стобарда оставалось чуть меньше десяти кье.

Мерный ход лошадей убаюкивал, и я оторвалась от окошка и прикрыла глаза, намереваясь подремать. Минувшей ночью мы со Штефаном почти не спали, да и будущей, скорее всего, немногим больше поспим, так что, разумно было набраться сил загодя. А мысли уже побежали-поскакали, вернули меня в темноту спальни, окрасили щеки румянцем, сбили дыхание. С той, самой первой ночи, арн больше ни разу не говорил о своих чувствах, но я ощущала все, что творилось у него в душе, видела, как сплетаются воедино орнаменты наших вирошей, и огонь в глазах подмечала – яркий, живой, страстью полыхающий. А ещё муж любил расчесывать мои волосы. У нас это даже стало своеобразным вечерним ритуалом: я садилась перед зеркалом, а Штефан вытаскивал из моей прически шпильки и медленно проводил щеткой по волосам, пропускал их через пальцы, гладил и даже целовал вьющиеся на концах пряди. А потом откладывал щетку и…

– Ваше сиятельство, там впереди река из берегов вышла, дорогу размыло, не проедем, – послышался голос Давора.