Служащий криминальной полиции

Служащие технического отделения, в котором работал Турман, занимались своим делом у всех на глазах: снимали отпечатки пальцев, фотографировали место происшествия. Отделение располагало двумя машинами. Одна — обыкновенный полицейский фургон — «черный воронок», а вторая — более юркая и быстрая — «вольво». Автомобили ничем не отличались внешне от других полицейских машин, но внутри были укомплектованы дорогим и разнообразным оборудованием. В них имелось все, что может потребоваться на месте происшествия, начиная с порошка для выявления отпечатков и кончая миноискателем и пуленепробиваемым жилетом. Эти две машины были к тому же в уголовной полиции единственными снабженными световой и сиренной сигнализацией.

Турман уже включил мотор, когда Харьюнпя подсел к нему. Не найдя места для своей сумки, Харьюнпя заключил ее в объятия. Колеса автомобиля завыли и закрутились по бетонному покрытию гаража. Руль заскрипел под тяжестью больших волосатых рук Турмана, «вольво» выскочила наружу. Харьюнпя уперся ногами в пол. Он был почти уверен, что они врежутся в противоположную стену. Однако машина вовремя развернулась и, цепляясь колесами за каменное покрытие, выскочила на улицу. Турман был опытным водителем.

— Ха-ха-а! — победно вырвалось у него.

Автомобильные фары отразились в окнах столовой. Машина сделала вираж и выехала на Софиянкату.

— Рванем с шиком! Под органную музыку, — крикнул Турман.

Харьюнпя услышал шум электромоторов, и «мигалки» завращались на крыше. Турман долго выжимал газ на второй скорости. Задняя часть «вольво» стала раскачиваться, колеса скользили по трамвайным рельсам. На пересечении с Катаринанкату Турман сдвинул прерыватель в крайнее положение — из-под капота раздался вой. Сначала звук показался незнакомым. Только прислушавшись, Харьюнпя распознал резкий вой сирены — «тии-таа». Харьюнпя прижал сумку крепче к себе. Ему показалось, что от раздирающего воя сирены скорость стала еще больше. Турман держал мотор на больших оборотах, но ехал осторожно. Они удачно миновали Марианкату и углубились в Похейсранта.

Харьюнпя крепче упирался ногами в резиновый коврик, когда Турман прибавлял скорость. Он вслушивался в тоскливый и зловещий вопль сирены. Ее голос завораживал. Самое странное, что он разносился равномерно, не приближаясь и не удаляясь, как это бывает; когда стоишь на улице, провожая взглядом «скорую помощь». Звук то растекался, то взмывал вверх и снова снижался, режа слух, — Харьюнпя не мог понять, находится ли он внутри этого звука, вещавшего о чем-то недобром, или звук проник в него и угнездился в голове.

Харьюнпя всего несколько раз ездил на вызов срочно, по тревоге, однако он уже не впадал в состояние душевного опьянения, как это было при первых выездах. Он следил за лицами прохожих, поворачивавшихся в сторону «вольво», — они проносились мимо бледными пятнами. Он смотрел на тормозившие и уступавшие им дорогу автомобили, на молниеносные отражения в витринах нервно мигающих сигнальных огней. Харьюнпя вынужден был признаться, что получает наслаждение от бешеной гонки.

Без труда они выбрались на Хяментие, но на перекрестке с Мекелинкату их ждал красный свет. Перед светофором уже успел выстроиться приличный хвост, и Турману не оставалось ничего другого, как встать в конец.

— Вот чертовщина! Что, у них уши воском заложены, что ли? Эй, пропусти... не замечает! Дьявольщина! — Турман кричал, чтобы Харьюнпя понял его.

Очередь нервно задергалась. Вспыхнули тормозные огни. Кто-то подал сигнал. Турман с досадой поколотил ладонью по рулю «вольво».

— Он, видите ли, прочищает свой моторчик, ай-ай-ай, как он старательно его прочищает!. У него скоро пот рекой польет по затылку. Посмотри, как он ковыряется! — Турман пытался вложить в свои слова всю злость, которая переполняла его, однако от злости голос его дрожал, точно он плакал. Харьюнпя вдруг почувствовал всю нелепость положения: сидишь в неподвижном автомобиле, а он так адски воет, что звук рикошетом отскакивает от каменных стен. Харьюнпя просто не мог смотреть на людей, собравшихся на тротуаре. Без всякой нужды он открыл служебную сумку, будто ища в ней что-то. В руку попался термометр.

— Поехали. Не можем же мы киснуть здесь! Послушай! Я сейчас рвану через эту площадку у трамвайной остановки! Бандажи лопнут... ну и черт с ними, пусть потом присылают счет! Старший констебль Турман оплатит! — Баранка заскрипела в руках Турмана, когда он стал резко выворачивать передние колеса влево. Он прибавил газ. Каменный бордюр был высоким. Машина, покачиваясь, с трудом перевалила через него. Выхлопная труба «вольво» царапнула по площадке, и машина неуклюже плюхнулась на трамвайные рельсы уже по другую сторону. Турман прибавил скорость. Автомобиль сильно накренился, поворачивая на Мякелинкату.

— Понаставили везде эти дурацкие площадки, — не унимался Турман.

Харьюнпя молчал.

Движение на этой улице было небольшое, и они быстро помчались вперед. У Софийской рощи они обогнали санитарную машину.