Служба

И еще: если родственники и даже школьная учительница Кузнецова как-то проявились, то почему за полвека ни одного реального школьного, студенческого товарища или сослуживца по «Уралмашу» по сию пору не прорезалось?

Кстати, диплом инженера Кузнецов в 1938 году защищал на немецком. И помимо немецкого в совершенстве владел еще английским, польским, украинским (галицийский диалект!) языками и языком… народа коми! Эти языки он тоже на «Уралмаше» изучал? Для чего, кстати? Официоз твердит: «сознательно и целенаправленно готовил себя к участию в борьбе с фашизмом». Ну-ну, боец-самоучка, однако, нашелся. Что же других таких нам больше не представляют?..

Чуть развеял туман товарищ Судоплатов, человечек оказался-то по его ведомству — из 4-го управления НКВД: «Его привлекло к работе местное НКВД и в 1939 году направило в Москву на учебу». 4-е управление ведало деликатными делами: разведывательно-диверсионные операции за кордоном. Проще говоря, ребята из этой конторы занимались физической ликвидацией «врагов Советской власти» — убрали лидера украинских националистов Коновальца (лично Судоплатов), Троцкого и еще многих, многих других. Вот, оказывается, где подвизался наш герой. И поэтому не верится, что на немецком он «бегло говорил… потому, что жил среди проживавших там (в глухой провинции! — авт.) немцев». Вряд ли так просто можно было попасть в цепкие лапы профессионального террориста Судоплатова.

Но дела Кузнецова до 1942 года все еще засекречены. Один из отставных офицеров КГБ, полковник Виктор Кочетков, показав мне фото Кузнецова в форме лейтенанта вермахта на фоне какого-то замка в Восточной Пруссии, многозначительно произнес: 1940-й год…

И уж вовсе не случайно наш герой освоил «на Урале» польский и украинский — судоплатовская братия до 1938–39 годов активно занималась «разработкой» украинских националистов в Европе. Вот в этой-то работе точно был необходим не только галицийский акцент, но и чистый польский… Кстати, против украинских «оппонентов» наш герой однажды блестяще сработал как провокатор: во время одного из своих терактов «случайно» выронил бумажник с документами оуновской братвы. Посему гестаповцы подумали на них. И перешлепали немало крупных чинов ОУН. Выходит, «украинский» след — далеко не случайность.

Генерал Судоплатов, называя одно из кодовых имен Кузнецова — «Пух», прямо говорит, что его готовили индивидуально (пожалуй, могу даже показать домик, где того готовили — там же тренировался перешедший на Запад другой судоплатовский кадр — Хохлов). И готовили как специального агента (он так никогда и не стал кадровым офицером НКВД — умер лишь агентом) для возможного использования против немецкого посольства в Москве. У «Пуха», мол, была сеть осведомителей среди московских артистов, в качестве актера его самого подвели под немецких дипломатов, «личное дело агента Кузнецова содержит сведения о нем как о любовнике большинства московских балетных звезд, некоторых из них в интересах дела он делил с немецкими дипломатами». В деликатном деле общения с балеринами его якобы натаскивала известная прима Большого театра Лепешинская. (Тогда зачем его было с помощью двух немецких девушек-антифашисток просвещать, согласно официальной версии, «об особенностях обхождения с женщинским полом»?). Вроде бы «Пух» даже участвовал в операциях по перехвату немецкой диппочты в отелях «Метрополь» и «Националь»…

Но в достоверности сообщенного Судоплатовым заставляет усомниться последующий боевой путь «Пуха»: пальба, пальба и еще раз пальба. В НКВД существовало довольно четкое разделение ролей: агент-трахалыцик, специалист по балеринам и дипкорпусу совсем не тянет на профессионального боевика-убийцу и фанатика, коим в немецком тылу был Кузнецов. Трахалыцик так бы и тянул свою стукаческую лямку. Да и кто рискнул бы заслать в логово засвеченного перед абвером и СД еще в Москве человека — не держали же в НКВД контрразведчиков противника за идиотов: умели работать не хуже наших. Так, может, речь идет о разных людях, легендой объединенных в одного?

А вот некоторые выдержки из якобы принадлежащих его перу писем к близким — эти изыски эпистолярного жанра десятилетиями демонстрировали нам окололубянские писаки: «Наши отношения с Германией оставляют желать лучшего. Возможно, придется воевать с фашистами. Знание немецкого языка мне очень пригодится. Буду бороться против немецких нацистов, потому что люблю немецкий народ и его культуру», — это из письма сестре и брату. Вы так близким писать будете?! И я не буду, а уж профессиональный агент — тем паче. Да и не в ходу была тогда подобная стилистика в личных письмах людей «секретных»…

Или вот другой образец того же жанра, якобы написанный перед уходом на очередное задание: