Виктор взирал на меня с неподдельным удивлением, словно не верил своим ушам. Хотя я не раз давал ему понять, что не стремлюсь к конкуренции с ним. Это ему всегда не давало покоя осознание, что в силе и ряде других талантов я его превзошел.
— Значит, если я просто попрошу тебя как друг и брат, ты не откажешь? — спросил он.
Я пожал плечами.
— С чего бы мне упрямиться?
— В таком случае, как твой брат и человек, который тебя любит и уважает, я прошу тебя впредь сообщать мне обо всех намерениях покинуть поместье. По крайней мере, до тех пор, пока я не перестану быть твоим представителем. Обещаю, что мы договоримся. Я лишь хочу убедиться, что могу тебе доверять.
— По рукам, — отозвался я. — Решили.
Может, хоть этот разговор что-то перевернет у него в голове.
Виктор тем временем отодвинул верхний ящик стола, вытащил оттуда большой белый конверт и протянул мне.
— Привезли через пятнадцать минут после нашего с тобой утреннего разговора. Потому я и велел тебя найти…
Я принял письмо и замер.
«Его светлости Алексею Иоанновичу Николаеву», — гласил конверт.
«Специальный Его императорского величества корпус».
Глава 18
От Виктора не укрылось удивление на моем лице. Брат отпустил край конверта и откинулся на спинку кресла.
— Совсем свежее. Пришло рано утром в особняк в Петербурге, быстро переправили сюда.
— Вскрыто, — я удивленно приподнял брови. — С каких пор у нас в доме начали подглядывать в частную корреспонденцию?
Виктор лишь пожал плечами.
— На меня не думай, оно уже пришло в таком виде. Приди оно прямиком сюда, я бы потребовал права присутствовать при ознакомлении с содержанием, но сам не стал бы вскрывать раньше тебя…
Ой ли? Впрочем, за Витей таких грешков и правда не водилось. А вот отец и матушка привыкли к тотальной цензуре еще с Зимнего. И поскольку статус и будущее нашей семьи зависели в том числе от моих успехов в Спецкорпусе, родители на правах моих опекунов явно решили первыми утолить любопытство.
— Открывай, не томи! — поторопил брат. — Ведешь себя так, словно тебе совсем неинтересно.
Я пожал плечами.
— А мне и правда не особенно интересно. Я и так знаю, что в письме.
Под пристальным взглядом брата я резко вспорол конверт канцелярским ножом и вытащил сложенный вдвое лист из дорогой итальянской бумаги. Пахло чернилами и чем-то синтетическим.
Я хотел было сложить листок и передать сгоравшему от любопытства Виктору, но тут мой взгляд задержался на подписи.
Я не знал, плакать или смеяться. Потому что ситуация приняла несколько… неординарный оборот.
— Тебе это понравится, — я протянул бумагу Виктору, и тот, поправив очки, углубился в чтение.
А затем, тоже приметив подпись, удивленно вытаращился на меня поверх очков.
— Шереметева? Та самая, которая…
— Ну, второй Ларисы Георгиевны Шереметевой я не знаю. А ты?
— Вот же стерва крашеная…
Я аж поперхнулся от неожиданности. Обычно Виктор был вежлив и особенно обходителен со знатными дамами. Но в данном случае я мог с ним лишь согласиться.