Служба по расчету

— Павел Дмитриевич! — я даже позволил себе слегка шлепнуть его по щеке — хоть какое-то удовольствие. — Павел Дмитриевич, вы слышите меня? Катерина Дмитриевна, велите слугам принести воды! На всякий случай.

Наследник рода Павловичей заерзал на стуле, неудачно повернул голову и слегка врезался в постамент статуи.

— Осторожнее, ради бога! — В очередной раз я разыгрывал беспокойство, и это начинало у меня получаться слишком искренне. Адаптируюсь, однако. — Павел Дмитриевич, вы меня слышите? Ответьте!

Я схватил его за запястье, словно проверял течение эфира в его теле. Разумеется, все с ним было в порядке, кроме головокружения и шума в ушах.

Парень непонимающе на меня уставился и попытался оглядеться по сторонам.

— Что… Что такое?

— Ты в обморок упал! — крикнула Кати и бросилась к дверям. — Сюда! Воды его высочеству!

Умница. У нее тоже получилось вполне натурально изобразить шок и беспокойство. Впрочем, от Павловичей, признанных мастеров спорта по лицемерию, другого я не ожидал.

— Голова кружится, — растерянно прошептал Павел Дмитриевич и уставился на меня. — Со мной все в порядке, не нужно никого звать.

Я покачал головой.

— Ну уж нет, ваше высочество. Эта тенденция начинает меня пугать. В последние разы как вижу вас, так с вами что-то происходит. Прошу прощения за бестактность, но, быть может, вам действительно стоит показаться лекарю?

— Нет-нет, Алексей Иоаннович, все в полном порядке. Приношу извинения за то, что напугал вас. Я с самого утра не очень хорошо себя чувствовал. Наверняка из-за резкого перепада температур…

Чем удобна жизнь в Петербурге, так это тем, что любое недомогание здесь принято объяснять метеозависимостью. Можно сказать, народная болезнь, не щадящая ни аристократов, ни пролетариев. Климат в этих краях и правда подходит далеко не всем, да и погода ужасно переменчивая. Так что всевозможные гипертонии, мигрени и мушки в глазах было принято списывать на мерзкую погоду.

А температура и правда резко рухнула: всего за один день с солнечных плюс тридцати до восемнадцати с кратковременными дождями.

Кати все же сама сбегала в одну из соседних гостиных и принесла оттуда стакан воды.

— Выпей, братец, — она почти заставила Павла взять этот несчастный стакан.

— Благодарю. Мне уже гораздо лучше.

Но узел галстука Павел Дмитриевич все же ослабил. Еще немного, и совместными усилиями мы с Кати сделаем из него ипохондрика. Нужно придумать другой способ разговаривать наедине.

— Полагаю, нам лучше вернуться за стол. Крепкий чай или кофе должны немного привести тебя в чувство, — заботливо проговорила девушка. — А галерею посмотрим в другой раз.

— Ничего не имею против.

Павел кивнул и жестом пригласил нас к выходу.

— Право слово, Алексей Иоаннович, мне ужасно неловко… Но я бы не хотел беспокоить мою матушку. Давайте сделаем вид, что со мной ничего не происходило.

Видимо, Кати как раз на это и рассчитывала. Предполагала, что Павел не станет поднимать тревогу из-за легкой дурноты. Что ж, свою семью она знала лучше. Лишь бы все это не обернулось боком моей.

— Мы договорились? — негромко спросила Кати, пока наследник вел нас по очередной гостиной.

Я кивнул.

— Разумеется, ваше высочество.

— О чем, ваша светлость? — обернулся Павел.

— О том, что посмотрим галерею в другой раз, — улыбнулся я. — Правда, сперва мы будем ждать вас к себе на чай на Большой Дворянской. Конечно, столь роскошных полотен у нас нет, но, уверен, вас тоже смогут заинтересовать некоторые вещицы из нашей семейной коллекции.

— А… Конечно! Не сомневаюсь! Еще до меня дошли слухи, что ваш отец любит какой-то особенный чай. Вроде бы с можжевельником и мятой. Мне не терпится попробовать…

Слава небесам, вырулили.

Хотелось отчитать Кати за беспечность, но девушка и так поняла свою ошибку. Слишком она скверный тайный игрок. Воспитана иначе. Никогда не сбегала, всегда жила по расписанию. Ее с пеленок учили быть хорошей для всех, угождать и беспрекословно исполнять чужую волю. Поздновато она, конечно, решила поднять бунт. Видимо, до нее совсем недавно окончательно дошло, что она может окончательно погубить свою жизнь. Вот и начала действовать так неумело.

Павел распахнул перед нами двери голубой гостиной, где дамы, казалось, нисколько не скучали.

— А вот эти роскошные гортензии растут в нашем имении под Петергофом, — объясняла княгиня крови, показывая на вашу с пышными цветами в вазе. — Сорт «Бонапарт». Я привезла его из родительского дома, но он неплохо прижился и в местных широтах…

Понятно, одна из беспроигрышных тем для нейтральной светской беседы. Виктория явно чувствовала себя комфортно в этой обстановке, но обрадовалась, когда в дверях возникла наша компания.

— Как вам галерея, ваша светлость?

— Признаюсь, поражен, — улыбнулся я. — Не могу назвать себя знатоком немецкой живописи, но после визита мне захотелось детальнее изучить эту область. Выяснилось, что многое прошло мимо моего внимания. Особенно Блох. Его пейзажи великолепны.