Служба превыше всего

Алгис Будрис СЛУЖБА ПРЕВЫШЕ ВСЕГО

ани учут мине четат пака плоха но я буду делат ето лутше

пими

Массачусетс 712, 820-й

ЦЕТИР,

СЕКИМПОВС АПО-15,

28 сентября.

Леонарду Стейну, редактору,

Бесконечность,

862, Юнион-стрит,

Нью-Йорк 24, Н.-Й.

Дорогой Лен!

Сейчас я тебя удивлю.

Похоже, в твоей Бесконечности вскоре появятся новые рассказы Х. Е. Вуда. К моменту, когда ты получишь это письмо, 820-й ЦЕТИР СЕКИМПОВСа обретет нового руководителя проекта, а я вернусь в нашу старую берлогу на углу Ройал и Пери-стрит.

Но не стоит оплакивать Хейвуда-младшего. Мы с СЕКИМПОВСом расстались с сухими глазами и гордо поднятыми головами. Прощание наше обошлось без грусти, горечи, без слез и сожалений. СЕКИМПОВС — в одной из своих, судя по всему, бесчисленных персонификаций — просто похлопал меня по плечу и порекомендовал собирать манатки и сматывать удочки. Какое-то время я постараюсь держаться подальше от кибернетики и, конечно, воздержусь писать рассказы о роботах, — тем более, что я и раньше их не жаловал.

Впрочем, все это — длинная история, минимум на десять тысяч слов, а значит, если я расскажу ее сейчас, то не досчитаюсь по крайней мере долларов трехсот.

А потому иди-ка и запасись нераспечатанными колодами, — я появлюсь в городе на следующей неделе.

Привет коллегам и ребятам,

Вик Хейвуд.

На самом деле меня зовут Прототип Механического Человека 1, но все называют меня Пимми, а иногда Пим. Меня собрали в восемьсот двадцатом цетире 10 августа 1974 г. Я не знаю, что такое человек, цетир, 10 августа 1974 г., но Хейвуд обещает, что завтра я узнаю.

Что такое завтра?

Пимми.

Я все еще испытываю некоторые затруднения с определением понятия человек. Однако, насколько я понимаю, люди тоже не могут его найти.

820-й ЦЕТИР — это, конечно, восемьсот двадцатый Центр технических исследований и разработок СЕКИМПОВСа — Сектора искусственного и механического персонала Объединенных военных служб. 10 августа 1974 г. — это день перед вчерашним.

Все это самоочевидно, но записать, однако, стоит. Вчера я слышал очень странный разговор Хейвуда с Расселом.

Рассел — невысокий человек лет тридцати пяти-сорока, заместитель Хейвуда. Он носит очки. Подбородок сильно скошен, из-за чего в профиль голова выглядит странно симметричной. У него высокий голос и резкие, быстрые жесты. По-моему, нервы у него постоянно перевозбуждены.

Хейвуд довольно высок ростом — почти так же, как и я. Движения у него плавные — тоже почти как у меня. Временами кажется, что при своем немалом весе он почти не касается пола. Правда, как-то раз он оставил в пепельнице недокуренную сигарету, и я заметил, что кончик ее изжеван в клочья.

Почему все, кто имеет отношение к СЕКИМПОВСу такие нервные?

Хейвуд прочел первую запись о том, что я теперь могу называть своим дневником. Он показал ее Расселу.

— Похоже, ты на совесть попотел над программой самосознания, Рас, — сказал он.

Рассел нахмурился.

— Боюсь, не слишком ли. У него никак не должно было проявиться такой неудержимой тяги к самовыражению. Надо бы побыстрее это подправить. Может, вставим новую программу?

Хейвуд покачал головой.

— Незачем. Если разобраться, при таком интеллекте, который мы ему дали, самовыражение — естественное сопутствующее явление. — Он подмигнул мне.

— Верно?

Рассел нервно сорвал очки и принялся тереть их о рукав рубашки.

— Не знаю. Надо понаблюдать за ним. Нельзя забывать, что он прототип, такой же, как экспериментальная модель автомобиля или кухонного комбайна. Мы ждали проявления какого-нибудь технического дефекта и один, похоже, обнаружили. Мне не нравится, что робот обретает в наших глазах чуть ли не человеческую индивидуальность. Мы уже привыкли называть его уменьшительным именем, а это никуда не годится. Надо всегда помнить, что он не является личностью, и мы вправе делать с ним все, что заблагорассудится. — Он вновь надел очки и нервно провел рукой по волосам, тщетно пытаясь их пригладить.

— Он — просто еще одна машина. И мы ни на миг не должны упускать это из виду.

Хейвуд предостерегающе поднял руку.

— Полегче на поворотах, мой мальчик. Ты чересчур уж разошелся.

Он всего-навсего настучал несколько слов на машинке. Отдохни, Рас. — Он подошел и похлопал меня по спине: — Ну как, Пимми? Нет ли у тебя желания вымыть пол?

— У меня не бывает желаний. Это приказ?

Хейвуд повернулся к Расселу.

— Полюбуйся на эту яркую индивидуальность, — сказал он и, обращаясь ко мне, добавил: — Нет, Пимми, не приказ. Отставить.

Рассел пожал плечами, аккуратно сложил страницу моего дневника и спрятал ее во внутренний карман пиджака. Я не стал возражать: ведь я ничего не забываю.

15 августа 1974 г. Тринадцатого они что-то со мной сотворили, но я никак не могу понять, что. Я просеял всю память, но ничего не нашел. Нет, не вспомнить.

Вчера между Расселом и Лиггетом произошел любопытный разговор.

Они вводили цепи автоматического отключения и прогоняли меня по тестам. Я не протестовал против этого. По-прежнему не протестовал.

Не мог.