Служба Радости

— Не знаю, — отвечает Жюбо, отталкивая сазана подвернувшегося под руку. — Но я думаю, мы скоро узнаем…

Прошел час, прежде чем вал потерял силу, и мертвые погребли к берегу. Катер прибыл в Азов через четыре.

Отступление Архивариуса

Магистр Биатриче разорвал тьму снов, пронося Варю по всем четырем планам Замысла, и они оказались в его замке. Если точнее — в том углу, где должна находиться скрытая балахоном левая нога огромной статуи. Перемещение получилось странным: вроде Варя висела, прибитая к круглому щиту, и уже сидит в кресле напротив Биатриче. Старик с чашкой в руках попивает какао, пряча в усах улыбку. Варя сжалась в комок, понимая — колдун может сделать с ней все, что пожелает. Захочет, отправит обратно в ад, захочет, превратит в кучу извивающейся плоти.

— Ты уяснила, что я тебе показал? — спросил Биатриче.

— Это был ты? — ответила Варя робко. — Ты помог им? Сначала Жене, научив наукам, потом превратил Свету в сильную женщину и сделал из Пети…

— Не очень брезгливого человека, — подсказал Магистр. — Да.

— Но зачем? Ведь ты проклял их через меня…

— Ты даже не понимаешь, что происходит, да? — перебил Биатриче. — Не поняла, кто такие твои внуки, не поняла, кто я такой? Ты просто глупая, старая, мертвая баба. Блудливая к тому же.

— Нет, я…

— Ты смеешь мне перечить? — в голосе нет угрозы, но Варя еще плотнее вжимается в кресло. — Я так и подумал. Знаешь что — ты мне надоела.

— Ты отправишь меня обратно?

— В каком-то смысле да. Я направлю тебя в триста тринадцатую эпоху. Ты поможешь Жюбо убить собственных внуков. По-моему, это будет забавно.

— Я не смогу…

— Сможешь, Варя. Ты сделаешь все так, как надо…

Подраздел заключительный: Дым и зеркала

Глава первая, подраздел заключительный: мертвые курьеры делают ряд предположений и шагают к разгадке всех тайн нашей запутанной истории

БО-О-О-О-О-ЛЬ!!! Жаркой волной она стекает от плеча к кончикам пальцев, от груди к влагалищу и дальше, к бедрам, коленям, голеням, стопам… Что вы знаете о боли, живые? Ни хрена вы о ней не знаете! Представьте, вас сначала медленно, тупым, раскаленным на пламени и тщательно просоленным ножом, разрезают на мельчайшие кусочки. Начинают с конечностей — сантиметр за сантиметром, пальчик за пальчиком, потом еще кусочек и еще. Но ваши кусочки не отмирают, а продолжают чувствовать, страдать… Нарезав гуляш, невидимый садист решает приготовить котлеты и пропускает мясо через тупую, раскаленную и просоленную мясорубку. Начинает жарить котлеты. Вы все еще чувствуете! Каждое волоконце ощущает БОЛЬ!!! Ну а дальше котлету тщательно пережевывают, и берет начало медленный, длящийся вечность, процесс переваривания. Представили все это? Тогда уясните раз и навсегда — это цветочки! По-настоящему все гораздо-гораздо-гораздо-гораздо-гораздо хуже!!!

Правда, что-то пробивается в сознание помимо боли. Маленькие обрывочки фраз:

— …илая…

Великий Гояба, когда это прекратится?!

— …ерпи…

Как, как такое можно 'ерпеть'?

— …ожко…

Пошел в жопу! Странно, правой щеке вроде немного полегчало. Но в остальном — БОЛЬНО…

Соня смотрела на медленный поток вод. Дон расширился примерно раза в два, за спиной трещит радио, сообщая подробности трагедии, тянет тиной и гнилью. Что там понимают в трагедиях? Картина происходящего вот — прямо перед Соней. Готка видела высоченные деревья, проплывающие в мутных водах, пластиковые бутылки, разбитые лодки и трупы, трупы, трупы. Рыбы плавали кверху белым брюхом, собаки, а вернее их куски, тоже тут, даже некоторые птицы не смогли спастись от вала воды. И, конечно, люди. Дон стал братско-сестринской могилой для сотен, а может, и тысяч людей. Мужчины и женщины, старики и старухи, мальчики и девочки… Особенно жалко детей, потому что их на удивление много. Наверное, просто не успели спастись или решили посмотреть: что это там за большая волна движется на них?

Пока ехала вдоль Дона, Соня слушала радио. Волна обогнала ее авто — скорость водяной смерти оказалась слишком большой. По пути готка видела — почти все прибрежные города и сёла смыло напрочь. Единственное исключение — станица Багаевская. По необъяснимым причинам, за пять километров до нее вал ушел севернее, прорыв новое русло. Только в Багаевской сегодня не хоронят, не отпевают, не плачут над замусоренными водами, проклиная ни в чем не повинный Дон. Но больше всего жертв в Ростове. Несмотря на эвакуацию, около пяти тысяч трупов. И все из-за Трохиных.

Грустное зрелище. Но на берегу еще одно и едва ли менее грустное. Соня потому и смотрела на реку, чтобы не видеть страдания Манады. Мертвая лежала, крепко привязанная к четырем вбитым в землю кольям. Она дергала медленно отрастающими ногами и вопила так, что на километр вокруг все птицы улетели в теплые страны. Слева от нее Жюбо на коленях. Он наклонился, что-то шепчет ей в ухо. Соня не слышала всего, но иногда вопли мертвой стихали, и долетали теплые слова курьера: