— Своей службой мне ты спасёшь самых дорогих тебе людей. У этих бабочек ещё есть шанс дожить до старости…
— Спасу от кого?.. — как-то произвольно вырвался у меня вопрос, и я тут же догадалась, каков ответ. — Вы не посмеете их тронуть!
— Девочка, ты плохо представляешь себе, в каком мире живёшь… — сказал Иуоо и зашагал прочь.
— Не трогайте моих детей! — крикнула я ему вслед.
После услышанных угроз меня затрясло. Я подозревала, что меня будут запугивать, но не готова была рискнуть жизнями своих родных. Как бы в подтверждение серьёзности слов Иуоо пришли чистильщики с гарпунами в руках.
— Эй, что вы делаете? — воскликнула я.
— Приказ есть приказ. Нам велено хорошенько повеселиться! — сказал один из пришедших.
Второй усмехнулся и стал целиться.
— Только не в сердце и не в аорту, иначе сразу отключится, — напомнил первый.
— Знаю.
— Стойте! Хватит! — просила я, но первая стрела уже пробила Дилану лёгкое. Он слегка охнул, потом начал захлёбываться собственной кровью.
— Эй! — возмутился первый. — Я хотел в лёгкое! Сними ему повязку со рта!
— Он меня кровью заплюёт! — весело ответил второй, но снял с Дилана повязку.
Все мои уговоры и мольбы улетели в пустоту. У чистильщиков было всего четыре стрелы, и все они нашли свою цель.
От пережитого потрясения к Дилану на минуту вернулось сознание:
«Прости меня, Диана…» — сказал он мысленно.
Я не нашла, что ответить ему, и промолчала. Но когда он отключился от сильной кровопотери, я позволила себе прореветься.
Мне непросто было простить Дилана. Я даже сыграла в голове свой визит к психологу и провела ряд сравнений: и я, и Дилан окончательно потеряли любую связь с родными, с работой и с нормальной жизнью в целом; первопричиной тянущегося за нами кошмара были опрометчивые поступки — мои и его; я — не жертва, а получившая по заслугам тёмная душа. У нас обоих были причины ненавидеть друг друга. Но есть ли в этом смысл?
«Дилан, я прощаю тебя», — покривив душой, но всё же выдавила я. Дилан не услышал. И это было не совсем прощение: скорее, попытка освободиться от гнева, разъедающего меня изнутри. Я вроде как перестала ненавидеть, но при условии, что Дилан будет держаться от меня подальше.
На следующий день нас вытащили из камер, потому что запас энергии для регенерации у Дилана исчерпался, и его тело почти перестало восстанавливаться.
Мне сказали, что я должна напоить Дилана своей кровью, чтобы он скорее восстановился. Я порезала себе руку и успела накапать буквально несколько капель в его рот, как моя рана затянулась, словно кто-то застегнул молнию.
Дилан очнулся практически моментально. Стоявшие рядом наблюдатели дали ему воды и принесли поесть.
Вошёл Альгис и обратился к нам с Диланом:
— Когда закончите восстановление, вас отведут в прачечную. Поторопитесь, запас времени исчерпан.
— Времени для чего? — не поняла я.
— Сначала закончи дела здесь, — прищурил глаза Альгис.
— Я готова.
Альгис бросил взгляд на Дилана: тот полулежал на койке и не решался взять кусок еды с тарелки без разрешения.
— Кто их вызволил из камер? — негромко, но очень вкрадчивым голосом спросил Альгис.
— Нам было приказано вернуть их, когда этот, — чистильщик показал на Дилана, — перестанет регенерировать.
— Слишком рано. В камеру их. Обоих.
— Нет! — завизжала я так, что звук моего голоса, отскочив от стен, неприятно врезался в уши.
— Скажи мне, Диана, почему твой раб всё ещё голоден? Почему он до сих пор не на ногах?
— Я, что, должна ему приказывать? — недоумевала я.
Все чистильщики, за исключением самого Альгиса, засмеялись.
— Прикажи ему.
— Можешь есть, — сказала я Дилану.
Мне было противно смотреть на него, но ещё невыносимее было ощущать всё, что чувствовал он.
Дилан спешно проглотил всё содержимое тарелки и сделал попытку встать с койки, но всё его тело болело, а ноги не слушались.
— Вся комната пропитана твоей ненавистью к нему, — снова высказался Альгис. — Либо ты сейчас же избавляешься от неё, либо отправляйтесь обратно в камеры.
— Я не ненавижу его, но я не могу полюбить его после того, что он со мной сделал! — ответила я.
— Ясно, — бросили мне в ответ.
Нас поволокли по уже знакомому коридору. Сопротивления и мольбы не сработали: мы снова оказались разделены решётками. Дилана пригвоздили к стене и стали пытать, а я вынуждена была наблюдать. Но теперь я чётко осознавала: это уже слишком.
Что бы я ни говорила, как ни умоляла оставить Дилана в покое, на меня не реагировали, словно мы находились в дурацком сне, криво отражающем действительность. И я стала биться о прутья своей клетки, стараться отогнуть их.
Бессмертие здорово прибавило мне сил, и сталь поддалась: я проникла в камеру, где пытали Дилана, набросилась на чистильщиков и не успокоилась, пока не свернула шеи им обоим. Меня насторожило, что они слабо сопротивлялись, но моей главной целью было остановить пытки.
Дилан был в сознании, но идти не мог, и мы остались ждать, пока не очнутся те двое со свёрнутыми шеями, или не придёт кто-то ещё.
Вниз спустился Альгис. Он огляделся и удостоил меня короткими аплодисментами:
— Другое дело. Ты одолела магическую решётку. Ну, хоть что-то…