Служба в потешных войсках ХХ века

Водитель хотел быстро рвануть с места, но колёса прокрутились на льду и сбросив газ, Юра медленно, виляя на скользкой дороге, поехал.

На границе аэродрома стояли несколько женщин, жён пилотов. Они всегда после длительных командировок мужей приходили к аэродрому их встретить. Вначале командир ругался, что мы не в дальнем плавании, чтоб нас встречать, но они приходил, раз за разом и ему пришлось уступить. Они всегда обсуждали последние новости, знали всё, что происходит в эскадрилье иногда раньше своих мужей. Кому и когда должны или присвоили звание, с кем и о чём говорили в штабе дивизии, кого пришлют на освободившуюся должность и многое другое.

Сейчас их собралось человек десять. Они оделись понарядней и болтали между собой. Только одна из них не принимала участие в разговоре, а когда пыталась, то ей или не отвечали или совсем замолкали. Она стояла в шубе и белом пуховом платке, ярко накрашенная, и кусала от волнения и обиды губы, слизывая с них краску. Когда пошёл дождь, шуба и платок слиплись и взялись коркой.

На лице появились потёки краски, которые она пыталась вытирать, но только размазывала ещё больше и имела жалкий вид. Остальные женщины тоже стали покрываться льдом, но не это их беспокоило. Они, жёны лётчиков, знали, что такое гололёд. Кое, кто стал вытирать слёзы, другие стояли молча с каменными лицами. Женщины подошли к КП и стали спрашивать Зайцева, есть ли связь, но тот ничего не отвечал и только пожимал плечами и качал головой. Напряжение у всех выросло до предела. Мучила неизвестность. Прошло уже 45 минут лёту, самолёты явно летят в тяжёлых метеоусловиях. А летят ли? Каждый гнал от себя навязчивые мысли о худшем.

Руководить посадкой самолётов должен был заместитель командира полка базировавшихся на аэродроме АН-8, но он почему- то не прибыл.

Стоявшие на КП крутили постоянно ручку телефона, а Зайцев постоянно говорил в микрофон.

– Избушка один! Ответьте Избушке! Я Избушка, я Избушка. Избушка один или любая Избушка ответьте, кто меня слышит.

Рация молчала. Вдруг радиостанция затрещала. Стал прорываться чей-то голос, но непонятно чей и непонятно кто говорил.

– Избушка слушает сказал Зайцев, но опять всё затихло.

– Это кто-то из них.

Опять захрипело радио, чёткий голос произнёс.

– Избушка, ответьте Избушке пять.

– Я Избушка, слушаю Вас.

– Идём в тяжёлых метеоусловиях. Высота двести метров, видимость от ста до нуля метров. Приготовьте скорую, пожарную, средства спасения в начало полосы. Как поняли? Приём.

– Вас понял хорошо.

Зайцев повторил распоряжение, закончив связь, позвонил майору Боярову, чтобы тот со своей стороны дал необходимые указания.

– Это Прохоров говорил, остальные пока не достают. У него новая, модернизированная радиостанция.

Подъехала машина с подполковником, из полка ВТА. Он поднялся на КП.

– Еле добрался. В Туле весь транспорт стоит. Трамвай вроде ходил, но поперёк путей стоят машины. Мы не могли объехать автобус, и пришлось ехать кружным путём. Что у вас?

Ему доложили.

– Свяжите меня с нашим штабом дивизии.

– Нет связи, товарищ подполковник.

– А с кем есть?

– Только с нашим начальником штаба.

– Свяжите меня с ним. Бояров, пошлите связного к дежурному по моей части и передайте, что пусть нашу скорую с врачом, пожарную и автобус срочно пришлют сюда.

Он посмотрел на часы и сказал: Первый самолёт ждём через пятнадцать минут, в одиннадцать тридцать.

Все молчали. Женщины под дождём намокли и дрожали от холода, напряжения. Подполковник распорядился пустить их на КП. Когда они зашли, стало тесно. Кое-кто из них плакал.

– А вот это лишнее. Вы же жёны лётчиков, офицеров. Они прилетят все до одного. Успокойтесь.

Все эти дни в Рязани Лавренёв ходил сам не свой, как в тумане. Он всё делал автоматически: ел, ходил, умывался, раздевался и ложился спать. Только на полётах и выброске парашютистов брал себя в руки и переставал думать о Наташке, о позоре, что он пережил. Ну что позор.

Подумаешь, все увидели её задницу. Большое дело. Большинство мужиков, он видел, сочувствовали ему, и только эта зараза Алышев ехидно улыбался и даже подначил один раз. Ну, увидели все, никто не умер. Вот они еще, будучи мальчишками, купались в речке, что течёт через их село, а на том берегу купались в сорочках бабы и девки. С их стороны подъехали два парня и стали кричать девкам на ту столону обидные слова. Так тётка Клавка, жена кузнеца, здоровенная баба, задрала сорочку и показала им зад. И никто не умер. Лавренёв даже улыбнулся, вспомнив тот случай из детства. Ему было тошно от другого. Он любил эту Наташку и боялся её потерять. Но и жить так нельзя дальше.

И сейчас, взлетев с аэродрома в Рязани и набрав высоту 300 метров, он передал управление самолётом второму пилоту – штурману и опять стал думать о Наташке. Ну что ей не хватает. Всю зарплату отдаёт ей. Ночью он тоже вроде нормальный мужчина. Бывает, устаёт на работе, когда много летает. Так то ж работа. Ей всё денег мало. А будет меньше летать, откажется возить команду с этим настырным Отяном, так и денег будет меньше.