Служба в сталинском ГРУ И побег из него. Бегство татарина из разведки Красной армии

Затем я вытащил свою пишущую машинку и напечатал два идентичных заявления. Одно было адресовано к моему Начальнику, другое — к Молотову. Я написал обоим, что я разрываю с Советским правительством и партией, отказываюсь от моего гражданства и членства в партии по политическим мотивам. Я утверждал, что в Советском Союзе нет законности, частная жизнь каждого советского гражданина всегда является объектом социального и политического вмешательства, что советская внутренняя и внешняя политика абсолютно ошибочны, что страна является полицейским государством. Я заключил свое послание обвинением в порочном диктаторстве Сталина и в произвольном правлении НКВД.

Затем я закрыл все мои счета до последней копейки, цента, пфеннига и су. Даже тогда я не мог препятствовать НКВД клеветать на меня как на вора и растратчика, как они это делали по отношению ко всем беженцам.

Покончив с этим, я вложил в большой манильский конверт заявления и счета, адресованные к начальнику моего отделения ГРУ. Перед тем, как запечатать его, я вложил в конверт все важное: мою шифровальную книгу; перечни моих агентов, их имена, кодовые названия и адреса; даже секретные инструкции по новому радиооборудованию для использования агентурой.

Все было в порядке. Я вызвал секретаря Бухтина в мой кабинет, отдал ему большой конверт с инструкциями, предупредив, что он является совершенно секретным и должен быть отправлен в Управление следующей дипломатической почтой. Когда я увидел, что конверт был унесен из кабинета, то осознал полностью, что разрушил последний мост.

В последний раз я оглядел свой кабинет. В нескольких делах находилось много совершенно секретных планов или документов по поводу тайников ГРУ в Турции, деталей шпионажа и других тайных операций. Здесь уже ничего не было, чтобы меня могло остановить, чтобы некоторых из них я взял с собой. Однако, я этого не сделал. Я решил, что, если я начинаю жизнь заново, то должен это делать с чистыми руками.

Время было около полудня. Я зашел в кабинет Акимова, сказал его секретарю, что иду на запланированную встречу за обедом и буду обратно скоро.

Я вышел во двор. Ворота на улицу находились в двадцати шагах от меня. За воротами был другой мир, которого я заметил по-настоящему впервые.

Захотелось побежать, но я должен был шагать и не быстро. Швейцар был из людей Наумова.

«Георгий Петрович», говорил кто-то сзади меня, «Георгий Петрович». Это был не голос Наумова или Акимова. Я остановился, посмотрел назад. Ах, военно-морской атташе, приятный человек. Пожалуйста, он спрашивал, могу ли я взять с собой его пишущую машинку и фотоаппарат в Москву? Почта во время войны работала нерегулярно. Я мог бы сказать, да, взять его пакет и уйти. Однако, он мне нравился. Я не мог его разочаровать или обманывать. Я вынужден был сказать, что буду стараться ему помочь; однако, ответил ему, сперва я должен разобраться со своими вещами, затем я дам ему знать о его вещах.

Я начал опять идти по направлению к воротам. Как далеко было до них, пятнадцать метров, десять метров, наконец, лишь пять. Тут меня схватили за плечо и повисли на нем. «Георгий, Георгий», пыхтел Бухтин. «Ты так быстро идешь, я думал, никогда тебя не уже не догоню. Как ты думаешь об ужине сегодня вечером и затем о ночном клубе?»

Не сегодня, сказал я ему, возможно, завтра. Посмотрим. Он был разочарован, но пошел обратно в консульство.

Наконец, я был за воротами. О, бог, я прошептал, благодарю тебя. Опять остерегаясь людей Наумова, я поймал такси. Опять отправился в старый город. Опять, все еще проверяя, что никто не преследует меня, нашел будку общественного телефона.

Плотно закрыв дверь, я позвонил в департамент полиции Стамбула. Назвав себя советским дипломатом, я просил говорить с начальником, лично и срочно.

Послышался другой голос в телефоне. Это был начальник Камран Чорох, с которым я встречался несколько раз на обедах и приемах. Опять назвал себя и сказал, что я должен видеть его как можно быстро по личным мотивам чрезвычайной важности.

Камран бей сказал мне, чтобы я приехал сразу. Он добавил: «Не беспокойтесь, мы вас защитим. Мои люди будут вас ждать и доставят в мой офис без промедления».

Я нанял другое такси, все еще остерегаясь Наумова, и отправился прямо в главную штаб-квартиру полиции. Здесь меня ожидали несколько офицеров у главного входа. Меня сопроводили в офис Камран бея.

Когда я вошел, начальник вышел из-за своего стола, сердечно пожал мою руку и предложил сесть на кресло. Он попросил одного из моих сопровождающих принести кофе и сигареты и затем отпустил всех. Он делал все, чтобы мне стало полегче.

Это не было легким началом, поломать все, за что я работал так долго и так усердно, но я знал, что у меня нет никакого выбора. Так, без всякого перерыва со стороны Камран бея, я выложил всю мою историю.

Я рассказал ему, что являюсь офицером-разведчиком, что моим настоящими именем и фамилией являются Исмаил Ахмедов, что я из чисто тюркских кровей и что исповедую ислам.