Служебная командировка полковника Родионова (СИ)

-Тебе же дали работу? -

-Да дали, вот видишь, уже даже и заплатили!- Владимир кивнул на оставленные Мусой деньги, лежавшие на столе среди тарелок и рюмок как будто салфетки.

-Я был тебе должен. Вот бери все, теперь оно твое! Я думаю, этого хватит, что бы закрыть мои долги! Я что-то тебе еще должен? -

-Ты мне ничего не должен!- простонал Серегей. Ему хотелось напиться насмерть, что бы ничего не помнить и не знать, чтобы забыться. Убежать в пьяный сон из этого кафе, от мыслей и даже от себя самого. Он смотрел затравленным зверем, говоря взглядом другу: "ну что ты от меня хочешь?".

Родионов встал из-за стола, надел шинель, шапку и молча, не прощаясь, ушел из кафе и из жизни Волкова навсегда, так же как и Муса хлопнув входной дверью. На столе среди рюмок, посуды и бутылок по-прежнему оставались деньги. Волков вздохнул, выпил еще рюмку и взял деньги со стола:

-Какие мы гордые! Выше генштаба только солнце! - равнодушно пожал плечами он. "Но не пропадать, же им? Ладно пора и мне домой". И он знал, попроси его Муса сделать это снова и снова Волков бы поступил со своим другом точно так же, потому что все люди поступают друг с другом точно так же, а при определенных условиях и за хорошие деньги даже близкие и родные!

Волков подошел к барной стойке, он решил выпить еще алкоголя "на пасашок", так, что бы ему наверняка удалось окончательно напиться. Что-то внутри было не так, и это мешало ему, а душа настойчиво требовала покоя. По телевизору, висевшему над барной стойкой, показывали Ельцина и каких-то важных уже вроде бы даже уже примелькавшихся политиков в серых строгих пиджаках, говоривших умные речи. А бармен за стойкой, то ли запомнив Сергея, выпивавшего там минут пятнадцать назад, то ли перепутав его с кем-то, спросил:

-Все как всегда? -

-Все как всегда!- вздохнул Серегей, наблюдая картину на телеэкране. Изображение плыло в его пьяных глазах, но он, упорно сосредотачивался на нем, и ответил бармену машинально, даже поняв заданного ему вопроса. Тот догадавшись повернул голову, вытянулся, близоруко щурясь, грустно посмотрел на телевизор, и одобрительно покачав головой, согласился с ним:

-Все как всегда!-

И тут же налил клиенту в небольшой стакан из толстого прозрачного стекла, ароматного коньяка, положил на блюдце тонкие ломтики лимона и придвинул все это к Сергею:

-Все как всегда!-

А тот как бы произнося тост, кивнул ему в ответ:

-Все как всегда!-

И, правда, было все как всегда, были подлость и верность, трусость и дружба, любовь и долг - все это, как и было , так и осталось на своих местах, и ничего не поменялось в мире.

Часть вторая

Севастополь

1.

Снегопад закончился. Было уже очень поздно. Утомленная Москва гасила огни домов и уличных фонарей, кутаясь от холода в ночную тьму, замирала, затихала, ворочалась, словно бы успокаиваясь после суеты долгого дня, уже канувшего в небытие. Огромный мегаполис, уставший от забот, погружался в сон, накрытый мягким пушистым снежным одеялом. Снег лежал повсюду - на крышах домов, козырьках подъездов и опустевших московских улицах. Припорошенные белой пудрой молчали кусты и деревья. Зима расщедрилась на снег как никогда, высыпав с неба на город все свои запасы. Стало совсем безлюдно и тихо, и лишь редкие прохожие, попадавшиеся навстречу, как осколки прожитого дня, все по-прежнему куда-то торопились, спешили, мелькали мимо в непонятной суете, как будто безнадежно опаздывая, так странно похожие на заводные игрушки в своем бесконечном беге. И Родионов сам вдруг почувствовал себя такой же заводной куклой, начисто лишенной всяких чувств, игрушкой, которая механически ест, пьет, ходит на службу, что-то говорит и делает, но существует все больше по какой-то привычке, отстраненно наблюдая за самим собой и удивляясь тому, как это все так с ним стало. Где он, куда делся тот человек, которым он был прежде? И не находя его этого прежнего человека, он поражался собственной пустоте, как будто бы его душа как змея сбросила шкуру и уползла, а он и теперь есть эта сброшенная шкура, по ошибке считающая себя человеком. Но полковник тут же отбрасывал эту нелепую мысль, как снег с ботинка, так что бы больше никогда не возвращаться к ней.

И снег весело хрустел под его шагами, тротуары были не чищены, и, пересекая протоптанные дорожки из чьих-то следов, полковник спешил к себе домой как по мягкому белому ковру. И даже было немного жаль, что этот снег уже завтра к обеду люди и машины растащат, растопчут и смешают с песком и грязью, как любят они делать абсолютно со всем, что их окружает. И он думал о странной привязанности человека к чужим протоптанным дорожкам, которые он выбирает, даже если они ведут его совсем не туда, куда он в итоге желает придти. И загипнотизированные волшебством проторенных троп люди как заводные куклы упрямо бредут по ним, двигаясь никуда мимо своих целей и счастья.