Дальше уже Таня, подавив все эмоции, готовила кофе и разносила. Это была механическая работа, она давала призрачное ощущение причастности, как будто ее незначительный вклад тоже может помочь общему делу. А главное, работая четко как машина, она как будто абстрагировалась от того, что говорилось в кабинете, потому что ей было страшно вслушиваться.
***
Среди всех мужчин там было всего две женщины, и так уж вышло, что они сидели за столом друг против друга. Взглянув на обеих, Таня поняла, что Лиза ничуть не уступает Ларисе Серовой по силе, только у нее другая стать. И вдруг подумала, а смогла бы она вот противостоять? Наверное, если бы пришлось защищать самое дорогое. Но тут сейчас решались деловые вопросы.
Она поставила перед Лизой чашку кофе, та улыбнулась и проговорила одними губами:
- Спасибо.
И тут Таня заметила взгляд и выражение лица, с которым на нее смотрела Лариса Серова. Взгляд был пристальный и до крайности презрительный. Но мгновение, и она уже смотрела в другую сторону. Таня подошла, поставить перед ней чашку кофе, та бросила, не глядя:
- Уберите. Я не стану это пить.
Как будто кипятком Таню от этого ледяного тона ошпарило.
- Принесите мне чай.
Все тот же негромкий голос, но тон! Она назвала марку и добавила:
- И не вздумайте подсунуть мне подделку.
Таня даже не ответила, просто опустила голову, убрала чашку и отошла. Уже потом до нее дошло, что именно этот сорт чая принес ей Дементьев. Как будто знал. А может... Ей уже было не до этого. Она как будто утратила чувствительность. Своим отношением мать Олега за несколько секунд показала ее истинное место. Прислуга. Недочеловек.
Заварила чай в соответствии с рецептом, указанным на упаковке, принесла. Та ничего не сказала, просто презрительно скосилась и отодвинула руку. Брезгливый жест. Плевать.
Потом Таня еще несколько раз варила и заносила кофе, убирала грязную посуду. Еще несколько раз туда-сюда ходил Дементьев. А заседание и не думало заканчиваться. Наконец, уже после пяти он в очередной раз вынырнул оттуда, подошел к ней и склонился над столом.
- Ну все, Танечка, по большинству проблемных пунктов отбились, осталось несколько второстепенных. Понимаете, бывают такие маленькие спорные моменты, по которым просто невозможно отбиться. И все это знают! - он скривился улыбкой, разводя руками. - По ним предложено было перенести на завтра...
- На завтра...? - жалобно пробормотала Таня, понимая, что еще один такой день она просто не выдержит.
А он подмигнул ей:
- Но мы решили голосованием сегодня.
Таня закрыла рот рукой, боясь дохнуть. А Максим Максимыч вещал:
- На этот раз отбились, правда, наша дама заявила, что не успокоится, будет бороться дальше. Но этого и следовало ожидать, - и закатил глаза. - Танечка, милая, мы СДЕЛАЛИ их. Завтра еще придется добивать по мелочи, потом готовить тонну отчетов, а после еще год отписываться, но. НО!
То есть... Все? Ей казалось, она ослышалась. Это было слишком хорошо, чтобы...
Двери директорского кабинета открылись, Таня сразу уставилась в проем, все еще не веря, что закончилось. В проеме стали появляться люди.
Но первой оттуда вышла Лариса Серова и направилась прямо к ней.
На этот раз ошибки не было. И надежды никакой - ее узнали.
Таня поняла это по взгляду, по выражению лица, с которым Лариса Серова к ней приближалась. Было панической желание встать и сбежать от нее, просто глаза зажмурить и прикинуться ветошью. Сунуть голову в песок, как страус, и тогда, может быть, ее не заметят и уйдут.
Но смысл? Эта женщина искала подходящую жертву, на которой оттанцуется ее ущемленное самолюбие. И она нашла. В ее лице.
- Хочешь снова быть жертвой? - пронеслось в мозгу.
Нет. Довольно, было уже один раз.
И потому, когда мать Олега замерла в трех шагах от ее стола, Таня заставила себя выпрямиться и натянула на лицо офисную улыбку. У той глаза нехорошим огоньком вспыхнули. Склонила голову чуть набок и проговорила, растягивая слова.
- А ты, я смотрю, не тонешь? Выплыла. Ну надо же.
Она усмехнулась и сложила руки.
Может быть, в другой ситуации Таня и спасовала, или если бы та нашла какие-то другие слова. Но то, и главное, как это было сказано, уравнивало их. И да, черт побери, теперь многое уравнивало их, о чем, возможно, Лариса Серова не знала или не хотела знать.
Пусть внутри все сжалось, улыбка не сошла с Таниного лица
- Как видите.
- Вижу, что мой сын как раньше был неразборчив в связях, так все и осталось.
Слова могут поливать презрением, бить как плети. А вокруг люди, которые всех нюансов их застарелой вражды не знали, для них это просто бесплатный цирк. И на нее уже устремились взгляды, лижущие кожу как мухи. Но этот удар надо было не просто выдержать, его надо было отбить.
Таня сидела за столом, а Лариса Серова стояла, и чтобы видеть ее глаза, Тане пришлось поднимать голову. Но она только еще больше выпрямила спину и вскинула подбородок, подпирая его рукой, и проговорила:
- Ваш сын достойный человек, им стоит гордиться.
На ее слова Лариса Серова рассмеялась, язвительно, обидно.