Служебный роман

– Нет, нельзя, у полотеров рабочий день тогда же, когда у всех людей.

Тут Самохвалов развел руками и ушел в уже знакомый нам зал заседаний.

Там он уселся на сцене, за столом президиума, достал из кармана письмо Рыжовой и принялся читать.

В предбаннике появилась Шура.

– Юрий Григорьевич ждет вас в зале, – объяснила Верочка деятельнице профсоюзного движения.

– У нас сенсация! – Шура захлебнулась от азарта. – Рыжова по уши врезалась в Самохвалова и забрасывает его страстными письмами!

– Этого не может быть! – Верочка вся подобралась. – Откуда вы узнали?

– Я вам расскажу по порядку, – затараторила Шура. – Мне позвонила Нина Николаевна по секрету, а ей, тоже по секрету, сообщила Елена Ивановна, Елене Ивановне – Шмуглякова, в общем, все, конечно, по секрету... Шмуглякова узнала от Толи Степанова, тому рассказала Люся Стулова из планового отдела, а ей позвонила Алена Коровина, Алена дружит с Верочкой, секретаршей... – тут Шура осеклась, – то есть, простите, с вами...

– Но я же просила ее никому не рассказывать! – возмущенно воскликнула Верочка.

– Чтобы узнали все, – назидательно сказала Шура, – достаточно рассказать кому-нибудь одному!

В зале заседаний Самохвалов усадил Шуру рядом с собой, и получилось, будто они двое сидят в президиуме.

– Шура, у меня к вам деликатное дело... – доверительно начал Самохвалов. – Даже не знаю, как к нему подойти... Меня беспокоит душевное состояние одной из наших сотрудниц.

– Соображаю, о ком вы говорите, – без обиняков сказала Шура.

– Кроме вас, еще кто-нибудь соображает? – осторожно спросил Юрий Григорьевич.

– Весь коллектив!

– Информация поставлена у нас хорошо, – усмехнулся Самохвалов. – Тогда тем более надо помочь ей выйти из кризиса, протянуть ей руку помощи. Вот, почитайте! – И Самохвалов передал Шуре письмо.

– А... зачем? – взяв письмо, повела плечами Шура.

– Читайте! – Самохвалов был настойчив.

– Вслух?

– Можно вслух.

– «Дорогой, любимый мой Юра!..» – едва слышно прочитала Шура. – Дальше читать?

– Да.

– Но это... кажется... личное?

– У меня нет и не может быть ничего такого, что я должен скрывать от коллектива. – И Самохвалов показал рукой на пустые ряды.

– «Я знаю, что докучаю тебе своими письмами, но это сильнее меня», – прочитала Шура и спросила: – Если знает, зачем пишет?

– Но если это сильнее ее? – со вздохом разъяснил Юрий Григорьевич.

Шура читала дальше:

– «Я не представляла себе, что со мною может такое твориться. По ночам у меня бессонница, и снотворное уже не помогает. На работе все из рук валится». – Шура оторвала глаза от письма и прокомментировала: – Недаром у нас в учреждении падает производительность труда! – И снова принялась читать дальше: – «Все, кроме тебя, не имеет значения, все для меня пустота!» – Тут Шура возмутилась: – Как пустота? Вокруг столько прекрасных людей! – Шура развела руками. – Юрий Григорьевич, вы хотите, чтобы местком помог вам написать достойный ответ?

В приемной появилась Калугина:

– Почты много?

– Порядочно, – ответила заплаканная Верочка. – Вот разбираю.

Калугина заинтересовалась каким-то документом, стала внимательно его читать.

А в зале заседаний продолжался «деликатный» разговор.

– Я знаю, Шура, что у вас трезвый взгляд на жизнь. Что-то я устал от этой истории и невольно чувствую себя виноватым. – Тут Самохвалов спохватился: – Между нами ничего нет и быть не может. Мне так жаль Ольгу Петровну. Она стала всеобщим посмешищем. Ее нужно спасти!

– Мы спасем! Мы ее на местком пригласим! – откликнулась Шура.

– Что ж, я не возражаю... только разговаривайте, пожалуйста, мягко, без окрика.

– Понимаю, Юрий Григорьевич, поручение щекотливое. Но мы справимся. Давайте мне остальные письма.

Заместитель директора поколебался, достал из кармана письма Ольги Петровны и нерешительно протянул их Шуре.

– Только не давайте их никому читать, – попросил Самохвалов.

– Не беспокойтесь! Я их подколю к делу! – И Шура положила письма в папку. – Там их никто не прочтет.

В приемной Калугина закончила чтение документа и направилась в свой кабинет.

– У вас там полотеры! – предупредила Верочка.

Калугина распахнула дверь и действительно увидела полотеров, которые перебрались из кабинета Самохвалова в ее кабинет и усердно драили пол. Калугина закрыла дверь.

– Почему полотеры натирают полы в наше рабочее время? Я пока буду в зале. Неужели нельзя это делать утром или вечером?

– Нет, нельзя, – сказала Верочка. – У полотеров рабочий день, как у нас, с девяти до шести.

Калугина развела руками и устремилась в зал, где завершали свою беседу Самохвалов и Шура.

– Мой кабинет занят полотерами, – объяснила Калугина Самохвалову, войдя в зал заседаний.

– Значит, мой освободился, – сообразил Самохвалов и покинул зал.

Людмила Прокофьевна привычно заняла место в президиуме и углубилась в изучение почты. Однако Шура не ушла и, спрятав письма Рыжовой за спину, выжидающе стояла около Калугиной.

Людмила Прокофьевна подняла глаза:

– Что, Шура? У вас ко мне дело?

– У нас ЧП! – трагически заявила Шура. – Рыжова без памяти втрескалась в Самохвалова и осаждает его любовными письмами!

– Откуда вы это знаете? – нахмурилась Калугина.