Сева только отъехал от работы на своем мотоцикле, как увидел Верочку, которая безуспешно атаковала автобус. Рядом стояли Ольга Петровна и другие сослуживцы.
Сева притормозил:
– Домой?
– Домой, – ответила Верочка.
– Ладно. Не жалко – садись! Все равно по дороге.
– Обойдусь!
– Садись, а то я – на автобусной остановке, мне талон проколют.
Верочка села. Поехали.
– Ну, как холостая жизнь? – спросила Верочка. – Доволен?
– Конечно! Никто за мной не шпионит, никто меня не грызет!
– Значит, я за тобой шпионила, я тебя грызла?
– Житья не было. Стоило только просто посмотреть на какую-нибудь женщину, как ты устраивала такое!..
Сева стоял у светофора, Верочка спрыгнула с мотоцикла.
– Господи, как я могла жить с таким чудовищем!
– Сама ты – чудовище! – сказал Сева и поехал дальше, а Верочка побежала в метро...
...В пустом зале статистического учреждения работал только один Новосельцев. Убрав папки в стол, он поднялся и зашагал к кабинету Калугиной. Дверь в кабинет была приоткрыта.
– Людмила Прокофьевна, можно? – спросил Анатолий Ефремович, но ответа не последовало. Новосельцев заглянул в кабинет и увидел, что он пуст.
Тогда Новосельцев проник в кабинет, озорно усмехнулся, уселся в кресло Калугиной и принял начальственную позу. Он нажал на кнопку селектора и, копируя интонацию Калугиной, произнес:
– Верочка, вызовите ко мне Новосельцева!
После чего немного подождал и снова сказал, подражая Калугиной:
– Входите, товарищ Новосельцев! Рада вас видеть!
Перевоплотившись в себя, Новосельцев вскочил с кресла, согнулся в полупоклоне и воскликнул своим нормальным голосом:
– Вы рады меня видеть? В своем ли вы уме, Людмила Прокофьевна?
В это время Калугина пересекла пустой рабочий зал, направляясь к себе в кабинет. В приемной она неожиданно услышала голос Новосельцева, который, не подозревая о присутствии начальства, самозабвенно «играл» Калугину. Людмила Прокофьевна остановилась и прислушалась.
– Товарищ Новосельцев, – сидя в кресле, говорил Новосельцев, копируя манеру разговора своего директора. – У меня возникла хорошая идея. Я решила назначить вас начальником отдела легкой промышленности. Как вы на это смотрите?
Калугина появилась в дверях. Она тотчас включилась в «игру».
– Отрицательно, Людмила Прокофьевна, – подражая голосу Новосельцева, сказала Калугина. – Я нерасторопен и безынициативен.
Новосельцев вздрогнул, однако мужественно продолжал «играть» Калугину:
– Входите, товарищ Новосельцев! Садитесь!
– Меня зовут Анатолий Ефремович, – поддерживала «игру» Людмила Прокофьевна.
– Я это запомню, товарищ Новосельцев, – строгим калугинским голосом произнес Новосельцев. – Тем более, что я считаю вас самым трудолюбивым сотрудником. Рабочий день кончился, а вы единственный остаетесь на службе.
– Я остался потому, Людмила Прокофьевна, – объяснила Калугина, изображая своего подчиненного, – что вы раскритиковали мой отчет и я исправляю ошибки.
– Ваша скромность, Анатолий Ефремович, делает вам честь, – сказал Анатолий Ефремович и вышел из-за стола, показывая, что «игра» кончилась. – Но почему вы обо мне такого плохого мнения, Людмила Прокофьевна? – своим обычным голосом спросил Новосельцев, снова становясь робким и застенчивым чиновником. – Я очень инициативен и такой расторопный, просто деваться некуда.
– Почему же вы не ушли домой вместе со всеми, Анатолий Ефремович? – показывая, что она тоже кончила «игру», поинтересовалась Калугина. Она взяла свою папку, за которой пришла, и покинула кабинет. Новосельцев последовал за ней.
– Вы же сами говорили – у меня плохой отчет. – Новосельцев опять оказался находчивым.
– И поэтому вы пришли ко мне в кабинет? – Калугиной нельзя было отказать в логике.
Она заперла приемную на ключ и пошла по залу.
– Я надеялся, вы поможете мне его исправить, – выкручивался Новосельцев, следуя за директоршей.
– Опять врете, Анатолий Ефремович! – в сердцах воскликнула Людмила Прокофьевна и остановилась.
В учреждении не было никого, кроме Калугиной и Новосельцева. Лишь по монорельсовой дороге, которую забыли выключить, бессмысленно двигались пустые люльки, предназначенные для транспортировки бумаг. Калугина и Новосельцев стояли в большом пустом полутемном зале, и каждое слово Калугиной отдавалось эхом.
– Вы остались потому, что пожалели меня! Сегодня днем я имела неосторожность расплакаться при вас, а потом от слабости, наверно, наговорила лишнего. А вы... вы поверили, а это все – ерунда! Все у меня отлично, прекрасно. Дело ведь не только в личной жизни. Я руковожу большим учреждением, люблю свою работу. Все меня уважают. Некоторые даже боятся. Я только что от министра, он меня хвалил. Я не нуждаюсь ни в вашем сочувствии, ни в вашем покровительстве. Идите скорее домой, вас дети ждут. Слышите, уходите!
– Я думал, что сегодня днем вы были настоящая, – горько сказал Новосельцев. – Я ошибся, настоящая вы – сейчас!
И погрустневший Новосельцев направился к лифту, но в этот момент в зале появилась Шура.