Служебный роман, или История Милы Кулагиной, родившейся под знаком Овена

Естественным наследником моей должности является, по сути дела, Снегов. Он не из тех заместителей, которые, будучи превосходными ассистентами хорошего начальника, становятся совершенно беспомощными в «вольном плаванье». Я также не думала, что он откажется — безответственности за ним до сих пор не наблюдалось.

Но этот вариант я почему-то с самого начала рассматривала как аварийный. То есть ясно почему, хотя и очень неприятно в этом сознаваться: я не любила Снегова. Да и как можно было любить этого черствого бесцеремонного типа? Но серьезные взрослые люди не руководствуются в делах симпатиями и антипатиями… Что же делать?

Похоже, выбор мой был невелик. А потому я постановила сделать две вещи. Во-первых, собрать наконец сведения о… О любом достойном кандидате на должность директора, наличие которого позволит мне, если что аргументированно и с соблюдением всех приличий отказать Снегову. Во-вторых, обратиться к советчику, которого уже давненько не привлекала, дожидаясь, видимо, черного дня.

ВАША СЛУЖБА И ОПАСНА, И ТРУДНА…

Как хорошо порой определиться! Жаль только, что убаюканные принятым наконец решением, мы от облегчения сплошь и рядом забываем, что его необходимо еще и реализовать. Пока решимость не испарилась окончательно, я ненастойчиво тронула селектор. Он, увы, с готовностью проснулся.

— Мишенька, зайдите ко мне, когда освободитесь.

— От чего освобожусь? Я, собственно, уже сейчас могу зайти.

— Тогда почему мы все еще беседуем по телефону?

— Иду.

Почти сразу Мишенька оказался у меня в кабинете. Закрыл за собой дверь.

— Вызывали?

Я указала одновременно на кресло для посетителей и на неуместность его вопроса:

— О том, что я вас вызывала, слава техническому прогрессу и мощи вашего голоса, знает, по-моему, уже вся контора. Как и о том, что на рабочем месте вы занимаетесь неизвестно чем. С Машей небось болтали?

Миша побагровел: очевидно, я угадала. Забавно, если у них что-нибудь получится. Можно будет звать их «Маша и Медведь». Жаль только, что я этого могу уже и не увидеть. Господи, о чем я думаю! Если уж мои планы не кажутся образцом этичности мне самой, не могу представить, как отреагирует на них Миша, в котором все еще махровым цветом колосится подростковый максимализм. Нервно перебрав несколько формулировок типа «У меня к вам… поручение щепетильного свойства… Тонкого характера… Деликатная просьба…», я вздохнула и, словно кидаясь в омут, начала решительно и беспомощно:

— Мишенька, могу я на вас положиться?

Мне показалось, что Мишенька сразу ощутил себя взрослым и сильным.

— Что я должен сделать?

Вот так. Ни ерничанья, ни застенчивости. Переведя дыхание, я все-таки обреченно выпалила:

— У меня к вам поручение деликатного свойства. Мне совершенно необходимы… сведения об одном из наших сотрудников.

Мишенька подобрался.

— Вы… рассчитываете на компромат?

— Что вы, Миша, какой компромат! — перепугалась я. — Мне нужна совершенно объективная информация — но та, которой не подают в анкетах. Что представляет собой сотрудник за пределами конторы. Как человек, извините за банальность.

Мишенька кивнул.

— И о ком вы хотите узнать?

— О Лисянском.

Поколебавшись, Мишенька сообщил — похоже, опасаясь, что его слова могут быть истолкованы как отказ от участия в объединившем нас деле:

— У меня вообще-то нет опыта в таких вещах.

— Ничего страшного, у меня тоже, — успокоила я. — А рассчитывать нам больше не на кого. Профессиональных диверсантов привлекать не будем — из соображений конспирации. Да и в финансовом плане не потянем. Но неужели, проработав больше года в агентстве, вы все еще не осознаете себя агентом? Способным в непринужденном разговоре за чаем выманить агентурные сведения? — Господи, какую ахинею я несу от неловкости! — Лисянский, насколько я помню, учился в одной группе с Ольгой Николаевной. Попробуйте начать с нее. Если повезет, можете ею и ограничиться. А через пару дней приходите с докладом. Сумеете?

— Н-ну… Только знаете, Людмила Прокофьевна, когда здоровенный обалдуй вроде меня начинает вдруг легкомысленно щебетать и вообще проявлять неуместное любопытство, это выглядит подозрительно. Легко дождаться в ответ встречных вопросов вместо откровенности. Другое дело, если бы это была, — Мишенька преодолел вербальный ступор, — женщина вроде вас. Интересно, какое прилагательное он так неудачно проглотил, что чуть не подавился? Какая женщина?

— Вы, Мишенька, по-своему правы. Женщина вроде меня пошла бы нам на пользу. Я — нет. Когда директор с пытливым интересом ведет в коллективе расспросы о сотрудниках, в неумеренной любознательности его заподозрят в последнюю очередь. Это во-первых. Во-вторых же… За два года в должности я как-то ни разу не беседовала с коллегами на внеслужебные темы. И если сейчас вдруг начну — бдительность собеседника тем самым точно не усыплю. Уж очень оно не будет вписываться в мой сложившийся образ. Боюсь, эффект от моего легкомысленного щебета будет почище грома с ясного неба. Так что от меня как разведчика пользы никакой. Остается уповать на вас.