Служение

Наверное, в том, что свою карьеру молодой доктор начал именно с детской больницы был перст судьбы. Чем дольше люди живут на свете, тем сильнее убеждаются в том, что в жизни нет ничего случайного: в конце-концов становится понятно, что именно так а не иначе и должна быть выткана нить судьбы каждого человека, да только сам он, не зная первоначального замысла, часто просто не понимает этого, бунтует, идёт наперекор судьбе. И вот тогда оправдывается пословица: "умного судьба ведёт, а глупого тащит".

И в детской больнице, и на фронте, юноша столкнулся со страданиями, смертью, своим собственным бессилием. Понятно, что ко всему этому он, человек с тонкой душой, никак не мог оставаться равнодушным. Уже тогда он решил посвятить себя детям. В тридцатилетнем возрасте (как и Альберт Швейцер!) этот известный варшавский врач, казалось бы, достигший пика карьеры, в корне меняет свою судьбу - он посвящает себя еврейским детям-сиротам маленького варшавского благотворительного приюта. И тут этот талантливый человек проявляет себя талантливым совсем в другой, новой для него области. Он оказывается ещё и умелым организатором: уже в 1911 году, всего за три года, он сумел построить большое новое здание приюта, который просуществовал целых тридцать лет - вплоть до 1941 года, когда фашисты уже во-всю хозяйничали в Европе.

Своей семьи и своих детей у него не было никогда. Всего себя он отдавал чужим детям, которые ни в коем случае не были для него чужими. Он даже и жил вместе с ними - в маленькой комнатке под крышей приюта. Здесь же писал свои книги, которых с каждым годом становилось всё больше. Тематика книг была удивительной: сказки для детей, книги о воспитании детей для взрослых. Он писал то, что просилось из его души наружу, о том, что волновало его больше всего на свете.

Первоначально в приюте было сто детей, а в 1940 году, к концу его существования - уже более двухсот. И такое количество детей обслуживалось персоналом всего из восьми человек, которых, независимо от выполняемой работы (повар, дворник, сторож, прачка и так далее) с полным правом можно было назвать воспитателями, коллегами и единомышленниками Корчака. Ему удалось невероятно трудное дело - не только привлечь средства благотворителей и построить первоклассный детский дом, разместившийся в большом трёхэтажном здании, но и сплотить вокруг себя таких же Подвижников, как и он сам. Это был детский дом совершенно нового типа - не просто жалкий приют фактически для маленьких узников, изгоев общества, а настоящий родной дом для детей, которых любили и воспитывали в них навыки самопознания, самоконтроля, самоуправления.

Надо сказать, что современная мировая наука о детях и детстве - особенностях детской физиологии и психологии, об отношении к ребёнку и методах воспитания - сложилась (как и геронтология) сравнительно недавно. Совсем другим, чем сейчас, было, например, отношение к детям не только в средние века, но и ещё в девятнадцатом веке и даже позже. В те времена обычным делом было в семье громадное количество детей - до семнадцати и больше. Человечество в основной своей массе ещё жило в эпоху естественного (и - из-за войн, голода, стихийных бедствий - неестественного!) отбора: половина или больше детей умирали от разных болезней ещё в младенческом возрасте и родители не очень-то горевали об этом, поскольку таков был совершенно привычный, нормальный ход вещей. Они не успевали схоронить очередного ребёнка, как уже появлялся следующий и снова следующий. К тому же считалось, что умерший младенец автоматически попадает в разряд ангелов, так что можно было не только не печалиться, но даже и радоваться за него: ведь на земле его слишком часто ожидали нищета, голод, войны и стихийные бедствия. Выросшие же дети тоже очень часто проживали неполную жизнь - погибали на войне, умирали молодыми от разных болезней, в первую очередь от чахотки, которая тогда считалась неизлечимой и косила не только бедняков, но и состоятельных людей.

Ребёнка по возможности красиво наряжали и в лучшем случае считали чем-то вроде куколки, которую лишь изредка можно показать гостям. А вообще-то дети должны были знать своё место, скромно сидеть подальше от взрослых, желательно в детской, если таковая имелась, не вступать в разговоры и вежливо кланяться. Только и всего. Видеть в ребёнке человека, личность тогда ещё не приходило в голову почти никому. Правда, теперь кое-где ударились в другую крайность: так, в США, например, очень серьёзным смягчающим обстоятельством во время уголовных процессов считается установление "тяжёлого" детства обвиняемого. Он, видите ли, почти не виноват в том, что убил, поджёг, изнасиловал, украл, ограбил - ведь в детстве его бил папа, жестоко наказывала мама и именно из-за них он и сформировался такой, можно сказать, несчастной личностью, а поэтому к нему нельзя быть жестоким и надо проявить всяческое снисхождение.