Служение

Несколько дней назад Ольга Николаевна почувствовала, что у Юлечки совсем кончились силы. Она устала бороться, устала жить. Ей больше не хотелось ничего - ни есть, ни говорить, ни даже смотреть на мать. Ольга Николаевна часами сидела с затёкшими ногами на стуле рядом с кроватью дочери, держала её за руку, а девочка с восковым личиком безучастно лежала с закрытыми глазами и её дыхания было почти что не слышно. Ещё несколько дней назад она как-то в ужасе прошептала: "Мамочка, мамочка, я не хочу умирать!", а теперь, видимо, уже примирилась с недетской мыслью о смерти и, отвернувшись к стене, молчала, молчала, молчала. Она уходила всё дальше и дальше, и отчаявшаяся мать ничего не могла с этим поделать...

Сегодня жизнь в палате шла как обычно. С утра пришла медсестра Зина с полным подносом лекарств и шприцов. Она раздала детям лекарства, сдалала уколы, измерила температуру. Потом появилась тётя Нина с тележкой и поставила на каждую тумбочку больничный завтрак - жидкую овсяную кашку, чуть тёплое какао и булочку. Лысые худые девочки, больше похожие на мальчиков, нехотя жевали, изредка переговариваясь друг с другом. Юля даже не сделала попытки встать, не реагировала на уговоры матери поесть хоть что-нибудь. У неё, единственной из палаты, на тумбочке уже много дней лежали яблоко и апельсин, но она так ни разу на них даже и не посмотрела.

После завтрака, который остался наполовину несъеденным, начался обход лечащего врача. Галина Сергеевна, совсем молоденькая и очень симпатичная женщина, как всегда осмотрела, прослушала детей и, ничего не сказав Ольге Николаевне, вышла из палаты продолжать свой обход дальше. Раньше она говорила хоть что-то утешительное - конечно, чисто формально, но всё-таки дававшее какую-то слабую надежду. В последние же дни не было и этого...

Из раскрытого окна доносился вечный гул Ленинского проспекта, в казённой палате, выкрашенной в скучный серый цвет, с казёнными кроватями и казёнными покосившимися тумбочками, изредка переговаривались две оставшиеся девочки - пятилетнюю Свету из Ижевска только что увезли на каталке делать очередную пункцию. Юля по-прежнему безучастно лежала, закрыв глаза и отвернувшись к стене. Бывшая учительница Ольга Сергеевна по-прежнему сидела с затёкшими ногами на стуле около кровати, держа своего ребёнка за безжизненную тощенькую ручку...

И вдруг всё изменилось. Всё было по-прежнему и, тем не менее, всё было совершенно иначе. То ли возхдух стал другим, то ли в маленькой, серой, унылой палате проскочила какая-то искра, какой-то разряд, который оживил всё вокруг. Юлечка вздрогнула, открыла глаза и прошептала: "Мама, мама, смотри, они уже пришли ко мне!" Она не была теперь тем смертельно уставшим ребёнком с потусторонним взглядом, которого все последние дни мать пыталась вырвать из небытия и вернуть к жизни. Юля смотрела на мать вполне осмысленными, живыми глазами! Она по-прежнему лежала на кровати, но теперь это был уже совсем другой человечек: Юля хотела жить. И для неё, и для матери борьба за жизнь начиналась снова и Ольга Николаевна знала, что она снова вынесет её до конца. Ведь пути назад не было ни для матери, ни для ребёнка.

Три Энергиона окружили умирающую девочку. Разумеется, они не могли грубо вмешаться в земную жизнь: например, вынести судно, стоящее под кроватью, накормить ребёнка овсяной кашкой или протереть ей тельце тёплым влажным полотенцем. Нет, конечно! Но зато они могли отдать ей свою Энергию, чтобы ребёнок начал бороться за свою жизнь сам. Отдавать Энергию тоже надо было разумно, очень целеустремлённо и постепенно. Придётся установить здесь такое же длительное дежурство, какое все эти месяцы несла Ольга Николаевна. Постоянное, невидимое и полное любви к этому несчастному незнакомому ребёнку.