Служение Отчизне

Молодец Шевырин! Держится своего места, активно действует. Правда, чересчур увлекается. При первой схватке, если бы я вовремя не осмотрелся, нас накрыли бы «мессеры». А ведь по логике увидеть их должен был прежде всего он. Но пылающий «фоккер» заворожил его, он не мог отказать себе в удовольствии всадить в немца очередь, хотя нужды в этом не было. Об этом у нас состоится разговор на земле, а пока бой продолжается. Пробиваем облака вниз. Там — каша. Подоспели истребители соседних полков. Мы увидели, как один за другим устремились к земле два «мессера», а потом рухнул наш истребитель, из которого на парашюте выбросился летчик. Бой раздроблялся на отдельные очаги, немцы поспешно стремились спастись бегством.

Приземлившись, узнали, что с парашютом выбросился весь израненный разорвавшимся в кабине снарядом летчик братского полка сержант Иван Шпаченко. Он сбил два «мессера».

На аэродроме все стихло, партийное собрание продолжалось. Я, еще не успев прийти в себя, остыть после боя, снова стоял перед коммунистами в ожидании вопросов и никак не мог сосредоточиться. Председательствующий капитан Баботин поднялся с места, откашлялся:

— Товарищи, довожу до вашего сведения, что комсомолец старший сержант Скоморохов только что пополнил свой боевой счет: вместе со своим ведомым Шевыриным сбил два «Фокке-Вульф-190».

Прозвучали аплодисменты. Баботин поднял руку, призвал всех к тишине.

— А теперь продолжим обсуждение. Есть вопросы к товарищу Скоморохову?

— Нет, — раздались голоса.

— Тогда приступим к голосованию.

Проголосовали единогласно.

Баботин поздравил меня с принятием кандидатом в члены ВКП(б). Будут в моей жизни и другие памятные, дорогие сердцу места, но ни одно не сравнится с Нижней Дуванкой. Здесь, на полевом аэродроме, произошло мое второе рождение: я стал коммунистом. Значительнее этого в жизни ничего не могло и не может быть!

Окрыленный доверием товарищей, выросший на целую голову в собственных глазах, я вместе со всеми готовился к грядущим боям.

Наутро после партийного собрания я проснулся с мыслью о предстоящих боевых вылетах, а тут дежурный офицер сообщает:

— Старший сержант Скоморохов, вам приказан явиться в штаб.

— Зачем? — механически переспросил я.

— Больше мне ничего не известно…

«Что еще стряслось?» — екнуло сердце.

Наскоро умывшись, бегу к штабу. Там меня встречав улыбчивый майор Бравиков:

— Поздравляю, Скоморохов! Одним приказом ты назначаешься заместителем командира эскадрильи и направляешься в Куйбышев на курсы начальников воздушно-стрелковой службы полков.

Опешив от таких новостей, я не сразу сообразил, что у меня больше оснований огорчаться, чем радоваться. Повышение по службе всегда приятно, даже на войне. Но когда повышение совмещается с отправкой на шестимесячные курсы, которые не имеют никакого отношения к твоим новым должностным обязанностям, — тут поневоле задумаешься.

Я бросился к командиру полка.

Алексей Дмитриевич встретил меня с невозмутимым видом.

— Другой реакции от тебя и не ожидал, — начал он первым. — Но и другого выхода нет. На курсы нужно послать опытного, боевого командира эскадрильи или такого же опытного заместителя. А я не могу никого отпустить: назревают очень большие события. Ослабить сейчас руководящий состав эскадрилий было бы непростительной ошибкой. Вот и пал выбор на тебя. Поучишься, вернешься — сразу же приступишь к новой должности.

— Значит, назревают большие события, а меня — в тыл… Чем же это я заслужил такую милость?

— Заслужил. Кроме тебя, мне некого сейчас повысить в должности, чтобы послать на курсы. А приказ дивизии надо выполнить.

Никакие мои доводы не могли поколебать Мелентьева в правильности принятого им решения. Удрученный таким поворотом дела, я про себя решил: «Ладно, деваться некуда. Поеду. Но любой ценой тут же вырвусь обратно».

А командир полка, видя мое состояние, вдруг спросил:

— У тебя ведь на Волге старики живут?

— На Волге, но не в Куйбышеве — в Астрахани,

— Ничего страшного. Сколько дней дали тебе на дорогу?

— Три.

— Скажи Бравикову, пусть добавит еще два, навести стариков.

Ох и хитрый наш комполка! Рассчитал точно: кто же откажется от такой возможности?

Но назревают большие события, а я останусь в стороне от них. Мелентьеву не трудно было догадаться, о чем я думаю:

— Хватит, Скоморохов, и на твою долю больших событий. Езжай учись. Да вот что: передашь начальнику штаба курсов полковнику Мееру привет от меня. Он был начальником Сталинградского авиационного училища, когда я там служил командиром отряда.

«Полковник Меер. Отлично. Обязательно передам привет. Он-то мне и поможет», — подумал я, прощаясь с командиром.

Через несколько часов я уже трясся по ухабам проселочной дороги. На душе царило смятение. Разве можно покидать эскадрилью в канун ожидаемого горячего времени? С другой стороны, горело сердце предвкушением встречи с отцом, матерью. О курсах даже не думал, свои решения я тоже научился доводить до конца.

Город детства меня удивил: он оставался точно таким же, каким был всегда. После всего, что мне довелось видеть, — вдруг никаких руин.