Служили два товарища...

У каждого второго дома стояла то повозка с лошадьми, то грузовик, а то и легковая машина. Уезжали немцы. Еще не слышалось артиллерийской стрельбы. Еще над городом стояла утренняя тишина, но за дальними лесами и озерами уже громыхало и посверкивало ночами. Это не были жаркие воробьиные ночи, еще не пришло время для летних гроз.

У половины домов из труб не шел дым, там не готовили пищи, не поливали мостовой и цветов у дома. По главным улицам двигались возы и машины, люди с тележками для ручной поклажи. Они уходили на запад. Из домов выносили чемоданы, перины и старинные часы с кукушками, весело куковавшими еще недавно. Улицы были полны людей, оставлявших городок.

В костеле только что окончилась утренняя служба. Он был пуст. Весенний солнечный свет четырьмя столбами падал в витражи, на которых были изображены сцены Ветхого и Нового завета.

Служка тушил свечи перед изображениями Христа и девы Марии. Ксендз, нахмурившись, стоял в полутемной исповедальне и, положив руку на голову девушки, выслушивал исповедь. Девушка плакала. Сколько раз он видел эти нежные легкие слезы.

Он отпустил ей вольные и невольные грехи и протянул руку для поцелуя.

Ксендз еще долго смотрел на площадь, по которой ехали повозки и шли люди, потом оставил исповедальню и, поручив викарию закрыть храм, спустился с бокового крыльца. Он шел с торжественной медлительностью слуги господа на земле, путь его был недалек и вскоре привел его на рыночную площадь.

В кофейне пани Зоси было пусто.

— Пани Зося, — заговорил ксендз, — к вам зайдут трое хлопов. Они скажут условное слово, укажите им дорогу к нашим друзьям.

— Что то за люди? — спросила пани Зося с любопытством. — Может, они останутся в городе? Что они умеют?

Ксендз подумал:

— Я не говорил с ними и не знаю, что они умеют. Может быть, они умеют только стрелять.

Ксендз вышел, а пани Зося стала перемывать бокалы.

* * *

Прошел час. Пани Зося провела его в волнении: груженная скарбом машина остановилась у кофейни. Вошли двое пожилых людей и три девочки.

— Нельзя ли у вас выпить кофе? И поскорее.

— Торопитесь? — любезно спросила пани Зося, испытывая торжество.

— Война, — сказал старик по-польски, — пейте скорее, девочки, — сказал он по-немецки. Постоял у буфетной стойки, где красовалось несколько пустых коробок от конфет и печенья. — Есть у вас булочки?

— Со вчерашнего не пекут, — с ласковой улыбкой ответила пани Зося.

Старик еще постоял, глядя на плакат, хваливший миндальное мороженое.

— Человеку надо жить дома… — сказал он, не обращаясь ни к кому.

И как раз в это время вошли два парня, оба в изрядно поношенных штанах, в крестьянских ботинках с такими толстыми подошвами, что, кажется, век носи — не износишь, И рубахи на них были с карманами на груди, заправленные в штаны под широкий, в три пальца, ремень. Настоящие рабочие парни. Тот, что повыше и стройнее, с загорелым лицом, с жестко сжатыми губами, был в вельветовой синей фуражке, надетой чуть набок. А другой, словно освещая кофейню своей белокурой кудрявой головой, фуражку засунул за ремень. За пазухой у него сидела крошечная черненькая собачонка и с любопытством осматривалась. Он был немного неуклюж, и добродушная улыбка не оставляла его голубоглазого лица. Оба были ладные ребята.

Пани Зося поглядела в зеркало за стойкой, взбила белокурые, мытые перекисью волосы, поправила крестик в декольте и улыбнулась одной из завлекательных своих улыбок. Она готова была поклясться, что никогда не встречала этих парней… Хорошенькие мальчики!.. Может быть, те самые, пана ксендза? Наверное, не те! Тех трое, а этих два… И чего они так держатся? Когда у парней такие глаза, они могут смело смотреть на женщин… Забились в самый угол, дурни!

Один, тот, с тонкими губами, подошел и ткнул в кофейник и помахал двумя пальцами, как немой.

Она поставила перед ними чашки, объяснила, что сахару нет, почесала у собачки за ухом и упорхнула к стойке.

Немец, наверное старый учитель или старый доктор, уехал с семьей на своей ужасной машине.

Теперь остались только эти парни. Они пили кофе и тихо разговаривали. Их совсем не было слышно.

Пани Зося на время забыла о них: перед самой ее кофейней сцепились колесами две коляски. Одна с чемоданами, положенными друг на друга, как будто из них собирались построить фабричную трубу. Сразу началась суматоха, но их скоро расцепили. Те двое взглянули на трубу из чемоданов и продолжали свой разговор.