Служители трёх миров

Наблюдая за все этим и учась шаманским премудростям, парень к концу третьего года наконец-то услышал приказ старика: "Вышел его срок. Низриньте его вниз, пусть, войдя в женщину, родится он и прогремит, ставши известным под именем Ааджа-шаман!" И вот с песнями и благословениями понесли его вороноголовые на землю. С этого момента Ааджа потерял сознание и только в пять лет вспомнил, где он был и что делал. В семь лет он оказался одержимым духами и был рассечен, в восемь начал камлать, в девять стал известен, а с двенадцати уже считался великим шаманом.

Оказалось, что второй раз он родился всего в 15 верстах от места своего первого появления на свет. Конечно же, он побывал там и увидел брата. Вдова его к тому времени уже вышла замуж, а тот памятный жеребенок стал знаменитым конем. Но родные не узнали его, и он сам не стал им ничего говорить...

Надо сказать, что в старину у якутов, по преданиям, встречалось довольно много людей с необычными способностями. Про особо чувствительных к психологическим воздействиям типа шаманского камлания говорили, что у них "открытое тело". Способных видеть невидимое называли "людьми с открытыми глазами". Ясновидящие звались просто "видящими", а яснослышащие — "с открытыми ушами". Были свои вещуны, "видящие сны со значением" и прорицатели — "предчувствующие, предсказывающие". Человека, который сочетал несколько таких качеств, называли словом "ичээн" и, как утверждает ученый-религиовед Е.С.Сидоров, "это был уже шаг к шаманству". Но только совершенно незаурядная личность, одновременно совмещающая в себе все перечисленное, могла именоваться в устах народа настоящим ойуном...

Заканчивая разговор о посвящении, давайте возвратимся к упомянутому нами пушкинскому "Пророку" и прочтем его уже под этим углом зрения.

Духовной жаждою томим,

В пустыне мрачной я влачился,

И шестикрылый серафим.

На перепутье мне явился;

Перстами легкими как сон

Моих зениц коснулся он:

Отверзлись вещие зеницы,

Как у испуганной орлицы.

Моих ушей коснулся он,

И их наполнил шум и звон:

И внял я неба содроганье,

И горний ангелов полет,

И гад морских подводный ход,

И дальней лозы прозябанье.

И он к устам моим приник,

И вырвал грешный мой язык,

И празднословный и лукавый,

И жало мудрыя змеи

В уста замершие мои

Вложил десницею кровавой.

И он мне грудь рассек мечом,

И сердце трепетное вынул,

И угль, пылающий огнем,

Во грудь отверстую воздвигнул.

Как труп в пустыне я лежал,

И бога глас ко мне воззвал:

"Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись волею моей,

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей".