Семейные будни Светланы и Славы не превратились в серую прозу жизни. Остались таким же прекрасным мгновением, как тогда, когда они увидели друг друга. Светлану, как и прежде, будила обволакивающая мелодия мобильного: «Slove you». А статус жены до сих пор нежно щемит сердце. И хочется всем сообщать, как великую тайну: «Я – жена».
Только командировочные разлуки с мужем заползали тревогой в душу. Но она же однажды сказала: «Я буду тебя ждать». А ее «да» в первый день их знакомства стало и терпением, и ожиданием, и верой в их чувства.
Из скупых рассказов мужа она догадывалась о его работе. И возвращение любимого из командировок воспринималось как победа над невидимым противником. Ведь Слава возвращался к ней всегда переполненный тоской по ней, любовью тех первых минут, когда они стали мужем и женой.
Но в тот вечер сообщение о командировке вызвало у нее чувство не обыденного огорчения, а беспокойного онемения.
Две недели каждое утро она получала от мужа послание «Slove you», а потом его не стало. Только ВЕРА-НАДЕЖДА-ЛЮБОВЬ в одной связке отодвигали тревожную неизвестность.
И еще работа…
Светлана никогда не задумывалась, смогла бы она не работать… То, что приоритетно было с самого рождения, с вступлением в семейную жизнь никуда не отступило. Ее обязательство «первым делом, первым делом…», которое осмеивалось ее лучшей подругой, не отвергалось любимым. «Работа в ожидании меня будет для тебя бодрящим эликсиром», – говорил ей Слава. И действительно, любимое дело отсекало провоцирующие мысли. А главный ее оппонент держал в состоянии вменяемости. Так она именовала свой мозг, которому посвятила не одну бессонную ночь.
Посмотрев на мужа, Светлана задумчиво произнесла:
– Милый, теперь и твой мозг будет объектом изучения. Возможно, он откроет один из секретов этого непостижимого творения.
Над разгадкой тайн головного мозга она бьется с тех пор, как познакомилась с Петром Васильевичем Голиковым. Его неуемное стремление раскрыть тайны мозга передалось и ей. Профессор называл мозг «малой Вселенной». Веря в огромный потенциал этой Вселенной, Светлана и ее коллеги разрабатывали различные методы ее постижения, не отвергая даже экстравагантные эксперименты. Некоторые из них, несмотря на курьезность, давали положительный результат. Так однажды Борис Георгиевич Кольцов, тот самый Борис, у которого Светлана со Славой были свидетелями в загсе, прямо с заграничного симпозиума ворвался к ней в операционную. Она оперировала бомжа (бомжи были плодотворным материалом для познания тайн мозга: ведь эти homo sapiens чаще других попадали на операционный стол с проломленными черепами). Всмотревшись в лицо бомжа, доктор Кольцов громогласным басом, отделяя слово от слова, произнес объемную матерную тираду. Рука Светланы, протянутая к операционному инструменту, повисла в воздухе. У медсестры с большим стажем обслуживания больных бомжей глаза над маской полезли на лоб. А доктор снова так загнул… Накрытое метафорическим оборотом правое полушарие мозга дернулось, словно по нему пробежал электрический ток.
– Во… задергался «немой», – («немым» в их кругах называлось правое полушарие мозга). – С этим «молчуном» надо разговаривать на языке пациента, – проговорил Борис Георгиевич, по-детски потирая руки.
В глазах Светланы, смотрящих поверх маски на коллегу, проявился понимающий блеск. Она тут же подключила электрод к нерву, который среагировал на неожиданный выпад нейрохирурга.
Бомж, с которым доктор Кольцов «пообщался» на его родном сленге, утром выскочил из комы. Именно выскочил, потому что уже к вечеру излагал своим сопалатникам занимательные эпизоды своей жизни. Но… ни одного слова мата в его повествовании не прозвучало. Это «чудо» стало предметом дружеских колкостей в его адрес.
Светлана попросила Бориса Георгиевича прояснить, что подвигло того так экстравагантно поэкспериментировать метод возвращения больного с «того света». Тот, рассмеявшись своим раскатистым басом, пояснил:
– На симпозиуме немецкий коллега поделился одним из своих экспериментов над бедолагой, родственным по образу жизни твоему пациенту. Вот и я решил опыт немецкого нейрохирурга перенести на твоего больного.
После удачного эксперимента профессор Голиков сыронизировал:
– Бас доктора Кольцова с приправой «великого русского» стал дефибриллятором для «немого».
А чудо-эксперимент в медицинском сообществе всплывал при любом застолье.
Теперь на очереди чудесного выздоровления была девушка, которой Господь дал шанс остаться живой в авиакатастрофе, единственной из сотни пассажиров. Светлана интуитивно чувствовала, что в этом случае тоже должен проявиться неординарный случай. И прецедент произошел.