Служу Родине. Рассказы летчика

5 августа был освобождён Орёл и в тот же день — Белгород. В этот вечер прозвучал первый в истории Великой Отечественной войны салют: столица нашей Родины Москва салютовала доблестным войскам, освободившим Белгород и Орёл, артиллерийскими залпами.

Настроение приподнятое, радостное: скоро начнём и с украинской земли гнать фашистскую нечисть!

На следующее утро после освобождения Белгорода я, как всегда, подошёл к своему «Ла-5» и приветствовал его: это у меня уже вошло в привычку. Влез в кабину.

— Товарищ командир! — кричит мне Иванов. — Вас зовут.

Я в два прыжка очутился на земле. Ко мне подходят командир соединения и командир части. Рядом с ними — Семёнов. Спешу навстречу.

— Поздравляю вас, товарищ младший лейтенант, с высокой наградой — орденом Боевого Красного Знамени!

— Служу Советскому Союзу! — отвечаю я взволнованно.

Командир соединения пожимает мне руку и прикрепляет орден к моей гимнастёрке.

Евстигнеев, Амелин и многие мои товарищи также получают боевые награды.

Семёнов обнимает меня:

— Запомни, что я тебе скажу. По всему вижу: ты собьёшь много вражеских самолётов. Но смотри в оба: слишком не горячись, не забывай первого сбитого…

Я крепко запомнил простые, искренние слова старшего товарища.

…Рано утром меня вызвал на КП командир части:

— Семёнов назначается моим заместителем, вы — командиром эскадрильи, а Брызгалов — вашим заместителем.

Я вышел с КП обрадованный, но в то же время озабоченный: для новой должности недостаточно обладать одними лётными качествами — необходимо воспитать в себе способности командира, приобрести опыт вождения групп.

Конечно, командовать труднее, чем выполнять приказание командира. Ведь это значит — не только отдавать приказание, но и учить, как его выполнять, воспитывать подчинённых.

Евстигнеев, а позже и Амелин тоже были назначены командирами эскадрилий. Мы упорно работали над собой, чтобы оправдать высокое звание командира эскадрильи.

15. РАЗВЕДЧИК

Кончился срок моего кандидатского стажа, и я подал заявление о приёме в члены партии.

Трудно передать, с каким нетерпением ждал я заседания партийной комиссии! Всё время думал об этом и ещё тщательнее готовился к каждому боевому вылету.

С 4 августа 1943 года началось наше наступление на Харьковском направлении. Я узнал, что в эти дни в неравном бою погиб Кучеренко. Он воевал храбро: на его счету было уже десять сбитых вражеских самолётов.

Вечная память тебе, Петро!

…14 августа, когда я только что возвратился с боевого задания по прикрытию наших войск и собрался идти в столовую, меня срочно вызвали на командный пункт.

Передо мной поставлена задача: моей шестёрке надо прикрыть действия нашего разведчика — ему поручено ответственное задание. Встретиться с разведчиком мы должны в воздухе над нашим аэродромом.

Я собрал лётчиков эскадрильи и рассказал о задании. Мы разошлись по машинам и стали ждать. Обед нам подали прямо в самолёты.

Прошло двадцать минут. Над аэродромом появился самолёт, это был наш разведчик. Взлетели. Я связался с ним по радио и доложил, что готов к сопровождению. Летим на высоте трёх тысяч пятисот метров. Облачность три-четыре балла. Разведчик идёт впереди, моя шестёрка — позади. Идём над линией фронта. Вражеские зенитки открыли огонь.

Когда мы углубились во вражеское расположение километров на двадцать, я заметил фашистские истребители.

Они направлялись к нам.

Предупреждаю лётчиков по радио:

— Ястребы, будьте внимательны! Сзади, ниже нас, двенадцать истребителей противника.

Самолёты врага подходят ближе.

Мы начали маневрировать, чтобы прикрыть разведчика и не дать врагу возможности зайти к нему в хвост.

Внезапная атака противника сорвана.

Но, надо думать, фашисты пойдут на всё, лишь бы сбить разведчика. И действительно, один из «Мессершмиттов» пытается атаковать его. Стремительно иду на сближение с самолётом противника и длинной очередью сбиваю.

Наша шестёрка вступает в ожесточённый бой с вражескими самолётами, а разведчик носится в стороне.

Я понимаю, что воинский долг обязывает его любой ценой выполнить задание, но, видя, что положение создалось сложное, передаю ему:

— Уходи домой… Уходи…

А лётчик словно и не слышит. И я думаю о том, что он, вероятно, молодой, горячий, упрямый, смелый и очень честный.

Наша шестёрка слаженно и чётко отбивает атаки наседающих истребителей противника.

Вдруг вижу — Миша Никитин помчался за «Мессершмиттом». Он забыл основное правило: в воздушном бою не увлекаться сбитым. В хвост его самолёта стал заходить второй «мессершмитт». Я закричал по радио Брызгалову:

— Спасай Мишу!

Но было поздно: враг настиг самолёт Никитина, прошил его очередью. И машина нашего боевого товарища резко пошла на снижение.

И сейчас же мастерски, меткой очередью Брызгалов сбил «мессершмитт». Пришлось так напряжённо следить за воздухом, что я не мог наблюдать за самолётом Никитина. «Как он выберется с территории, занятой врагом? Что будет с ним?» в тревоге подумал я о товарище.