Служу Родине. Рассказы летчика

Мы получили приказ перебазироваться в глубокий тыл и там готовить лётчиков. Весть эта всех взволновала. Грустно было покидать родную Украину, хотя мы знали, что это необходимо: для подготовки лётчиков требовалась спокойная обстановка.

8. КОГДА ЖЕ ФРОНТ?

Итак, мы в глубоком тылу, в Средней Азии. Большой перерыв в учёбе курсантов задерживал выпуск. Работать приходилось без передышки, а условия были нелёгкие: стояла страшная духота. Моторы «захлёбывались» от пыли и перегревались от зноя. Иногда после взлёта пыль долго стояла столбом. Летали только рано утром и под вечер. Днём занимались наземной подготовкой, теорией и разбором полётов. В работе я забывался.

Чем труднее давалась лётная учёба курсанту, тем охотнее и больше я с ним работал. И когда добивался успеха, то испытывал необычайную радость. Научить человека трудному для него делу, поделиться с ним опытом — что может быть отраднее!

В свободную минуту я переносился мыслью в родную деревню. Там, у нас на Украине, сейчас хозяйничали фашисты… Перед глазами вставали отец, сестра, братья, Ображеев-ка, Украина…

Опять подаю рапорт об отправке на фронт. И снова получаю короткий ответ: «Готовьте лётчиков».

Наступают Октябрьские праздники. 7 ноября 1941 года. Думаем и говорим о нашей дорогой столице. Как-то выглядит она в это утро, как поживают москвичи? Вряд ли сегодня будет традиционный парад — слишком близко фронт…

И вдруг мы узнаём: 7 ноября в прифронтовой Москве состоялся военный парад.

С особенной силой ощутили мы радостное чувство веры в победу, слушая доклад нашего великого вождя.

«…Разгром немецких империалистов и их армий неминуем», сказал товарищ Сталин в своём докладе.

«…Враг рассчитывал на то, что после первого же удара наша армия будет рассеяна, наша страна будет поставлена на колени. Но враг жестоко просчитался, — говорил великий Сталин в своей речи на Красной площади. — …наша армия и наш флот геройски отбивают атаки врага на протяжении всего фронта, нанося ему тяжёлый урон, а наша страна, — вся наша страна, — организовалась в единый боевой лагерь, чтобы вместе с нашей армией и нашим флотом осуществить разгром немецких захватчиков».

Нам радостно было сознавать, что, находясь в глубоком тылу, мы вместе со всем народом куём победу. И всё же меня продолжала преследовать мысль о фронте.

Командир эскадрильи уже сменил гнев на милость. Но время шло, а командир молчал. Неужели я ещё не заслужил права вылететь на фронт?..

9. В МОСКВУ!

Все мои курсанты успешно закончили учёбу и получили назначения в часть.

Перед отъездом курсанты, окружив меня, благодарят за выучку. Их возбуждённые лица напоминают мне, как я сам ещё совсем недавно волновался, расставаясь со своими инструкторами в аэроклубе.

Я завидую своим курсантам и говорю об этом, крепко пожимая им руки на прощанье.

— До скорой встречи на полевом аэродроме, товарищ инструктор! — кричат они сидя в машине, увозящей их на станцию.

Снова мои друзья-инструкторы и я остаёмся в тылу. Работы по-прежнему много, я целый день на аэродроме. Опять учу и учусь сам. Вечером, отдохнув, мы собираемся в Ленинской комнате, у карты боёв.

С глубоким волнением следим мы за Сталинградской битвой. Все наши помыслы и разговоры — о Сталинграде. В небе над волжской твердыней идут ожесточённые воздушные бои. Они начинаются с рассвета и длятся до темноты.

У меня такое горячее желание стать в ряды защитников Сталинграда, так сильна ненависть к врагу, так много во мне сил, а я должен быть только наблюдателем! До каких же это пор?

Однажды я возвратился с тренировочного полёта. Жара стояла невыносимая.

— Пошли купаться! — позвал меня Усменцев.

Только мы направились к арыку[10], протекавшему между высокими тополями аэродрома, как ко мне подбежал техник:

— Вас вызывает командир эскадрильи.

— Ну, подожди, сейчас вернусь! — крикнул я Грише.

В дверях сталкиваюсь с командиром звена другого отряда— лейтенантом Петро Кучеренко. Он спокойный, выдержанный, скромный лётчик. Говорит с расстановкой, следит за каждым своим движением. Его тоже вызвали.

Входим вместе. Докладываем. Командир эскадрильи встаёт и пристально смотрит на нас. Ну, думаю, сейчас начнёт отчитывать за что-нибудь! Командир постоял молча и медленно произнёс:

— Да, я знаю, вы лётчики неплохие, не подведёте нас на фронте. Вас вызывают в Москву. Выезд завтра утром.

Наконец-то! Мне даже не верилось.

Командир пожал нам руки, и мы вышли.

Весть уже облетела аэродром, и ребята ждали нас у дверей. Тут и мой друг — Гриша Усменцев. Я бросился его обнимать:

— На фронт еду, Гришка!.. Ущипни меня, может я сплю!..

Утром я вскочил раньше всех. Сегодня в Москву! Говорили, что оттуда — прямо на фронт.

Пришёл Петро. Машина уже ждала. Друзья окружили нас, отъезжающих, тесным кольцом. Прощались долго и шумно. Гриша тряс мне руку и твердил:

— Ты только пиши, как собьёшь вражеский самолёт. Сразу напиши, слышишь?

— Товарищи, пора ехать, — сказал командир.

Мы ещё раз торопливо попрощались и влезли в машину. Тронулись.

Ребята бежали за машиной и кричали:

— Бейте врага! Покрепче!