Служу Советскому Союзу

Мишка взглянул на всё ещё бессознательное тело и опять поджал губы. Потом вздохнул:

— И всё равно, пока его вина не будет доказана, он всё ещё остается невиновным. Может быть…

Эх, как я знал все эти «может быть»! Человеческий мозг отказывается принимать то, что молодой человек может быть жестоким уродом. Вот взрослый человек — он может, а пацан… А ведь по статистике именно молодые и оказываются самыми жестокими. Так было на войне, так есть и в жизни.

Человеческий мозг до последнего ищет оправдания совершенным преступлениям, но пасует перед предъявленными доказательствами. Что же, придется эти доказательства предъявить.

— Миш, майор говорил, что этот человек сидел за изнасилование и совершил побег. А на зоне его самого опустили, потому что статья сто семнадцатая вообще крайне неуважаемая в кругу сидельцев. Мало того, преступника ещё и клеймили — у него на пояснице должна быть наколка в виде синей розы. Может поэтому он и оставляет подобный знак…

Мишка недоверчиво покосился на меня, а потом подошел к парню. Он дернул того за рубашку, отчего парень повернулся и… Из кармана брюк вывалились два пузырька с лаком. На полоске обнаженной кожи даже в сумерках была видна выколотая роза.

— Вот же… — Мишка отшатнулся.

Он около полуминуты смотрел на лежащего, а потом перевел взгляд на меня:

— Что ты хочешь сделать?

— Хочу, чтобы ты ушел, Миш, — тихо проговорил я.

— Сень, ты же не палач. Пусть им занимается милиция.

— А если они его отпустят? Или опять поместят в тюрьму, откуда он снова сбежит? А если следующей его жертвой станет Ирина? И да, я не палач, но каждый порядочный человек хотя бы раз в жизни может выступить наказанием для швали.

Да, я ударил по больному. Но как ещё достучаться до человека, когда тот хочет казаться справедливым и гуманным?

— Ты не имеешь на это права, — сказал Мишка.

— Не имею… — вздохнул я. — Поэтому и прошу тебя уйти. Забудь, что ты видел и просто…

Снаружи раздались голоса. Женский голос чуть ли не прокричал:

— Они наверху. Мужчина сказал, что он из милиции! А этот…

— Разберемся, гражданка, — послышался в ответ уверенный мужской голос.

Я дернул Мишку за руку:

— Дождался? Вот теперь бежим наверх. И тихо, чтобы нас не услышали.

Глава 40

Что за радость была у мальчишек конца восьмидесятых-девяностых? Где больше всего они пропадали? Откуда чаще всего приходили с порванными штанами или куртками?

Спросите их и они вам ответят — со строек!

Именно на стройках можно было вообразить себя солдатом, воюющим за Отечество против злых фашистов. Именно на стенах строек рисовались откровенные картинки, а узнать о функциях половых органов можно было гораздо больше, чем из учебника по «Биологии» за восьмой класс. Именно там случались первые дегустации спиртных напитков и проба вступления во взрослую жизнь путем разжигания сигареты и вдыхания горького дыма.

Я помню, как на нашей заброшенной стройке проверялось умение курить «взатяг» — нужно было набрать полный рот дыма, вдохнуть и произнести фразу: «И-и-и-и, мама идет!» Причем «И-и-и-и» на вдохе, а остальное на выдохе. Своего рода тест на честность. Если не закашлялся, то на тебя смотрели с легким уважением… Научился!

Правда, когда отец унюхал, что от меня пахло сигаретами, то сам сходил в магазин и вернулся с двумя пачками ярославской «Примы». От запаха не помогло ни жевание лаврового листа, ни редкая по тем временам жвачка. Положил передо мной эти пачки и сказал:

— Кури, сынок! Один раз накуришься вволю и потом как обрубит. Кури!

Мать попыталась что-то сказать, но он мягко выставил её за кухонную дверь и попросил не лезть в мужские дела. Я помню, как дымил, как синел, краснел, зеленел. Как меня мутило и рвало…

Зато потом на очередных лазаньях по стройкам я воздерживался от курения и отказывался от протянутых сигарет.

Накурился!

Зато в этот раз наука из прошлого очень пригодилась. Сказать по правде, не только в этот раз. Приходилось штурмовать здания и это хоть было похоже, но совсем не то. Если во время игр на стройке мог прилететь осколок кирпича в голову, то во время боевых действий летел свинец и другой металл.

Из детства осталось умение бесшумно передвигаться по строительному мусору. Ноги сами выбирали маршрут, ступни вставали там, где не было громких столкновений поверхностей, и так, чтобы не задеть случайный кусок штукатурки и не столкнуть его вниз. Пусть мама и ругалась на грязные или рваные штаны, но… тяжело в учении, легко в бою.

Мишка тоже двигался бесшумно. Похоже, что и он был знаком со спецификой перемещений по стройке.

Я слился с бетонной стеной и осторожно выглянул наружу — никого на стреме не было. Никто не перекрывал пути отхода. Похоже, что девушке не особенно поверили, и думали, что все уже убежали.

Мишка вопросительно вздернул брови. Я приложил палец к губам. Он понятливо кивнул. Мы затаились.

Голоса внизу были слышны неплохо. Особенно женский голос:

— Вот этот человек! Он напал на меня, а ваш сотрудник его остановил!

— Какой сотрудник? — спросил мужской голос. — Этот район только мы патрулируем.

— Не знаю. Может куда отошёл? Но он точно был здесь! Давайте его позовем?