СЛВ - 3 (СИ)

Грузоподъемностью «Ласточка», конечно, отличалась, но всё же это был не грузовой дирижабль гномов. Таскаться со всем этим добром сначала в Новониколаевск, потом в Белый Камень мне не улыбалось, я предпочитал деньги вместо хлама, в который превращается любое добро, стоит только начать его куда-то складывать. Арчи меня в этом вопросе поддерживал целиком и полностью, а вот Антоху спрашивать никто не собирался, потому что он заглядывал гному в рот и уже начинал копировать его во всём.

Но переупрямить Далина это ещё надо было суметь, потому что механик наш кидался спорить по поводу любого барахла, отложенного на продажу, с горячностью доказывая, как ему и всем нам оно просто необходимо. Не сейчас, так лет через пять обязательно понадобится, вот увидите.

— Каким же ты будешь мерзким дедом, когда состаришься, — я задрал голову вверх и в сердцах высказал ему всё то, о чём сейчас думал, потому что надоело ну просто до невозможности. — Мерзким, сука, противным старым козлом! И спать ты будешь не на кровати, как все добрые люди, а на сундуке, чтобы внуки из-под жопы не вытащили чего! И вся берлога твоя будет этим запылённым дерьмом забита, так и знай! А когда крякнешь, то родня всё добро твоё на помойку выкинет, и кости тебе при этом будут мыть так, что ты в гробу вертеться начнёшь!

— Нормально, — отозвался с башни сквозь хихиканье монахов нимало не смутившийся Далин. — у нас все так живут! Не то что вы, птички божии. Если б ты знал, Тёма, сколько мы после прадеда нашего на свет вытащили! Половина, правда что, дерьмом была, но вот вторая половина очень даже ничего. Там ещё и от прапрадеда оставалось, и от тех, кто до него был. И уж там-то такие вещи попадались, ты даже представить себе не можешь, какие!

— А дед твой, наверное, эту половину себе в ухоронку утащил, — предположил я, покрутив головой от непрошибаемости гнома. — А потом отец твой и ты сам после него хранить всё это начнешь.

— В точку, — отозвался Далин и присел на корточки перед пушкой, горестно на неё глядя и пытаясь понять, с чего начинать, потеряв весь интерес к разговору с вредителем, как он меня теперь называл. — Так всё и будет.

А я вспомнил, что как-то раз попытался пошутить над гномами, что дескать под горой слово капитал происходит от слова копить, но шутка моя не прошла. Гномы лишь переглянулись недоумённо и я понял, что для них так оно и есть.

— Так, это нам, — я одернул одного шибко делового монаха, который без лишних слов и без подхода ко мне потащил в свою кучу какие-то книги. — Куда попёр?

— Так ить, церковные же, — показал он мне обложку верхней из стопки, на которой был нарисован знак Единого.

— Лара разберётся, — я был неумолим, и доверия у меня к ним не было. — Отдаст, если ваше. Или сожжёт, по ситуации. Или себе заберёт, если решит, что вам оно ни к чему.

— Дожили, — монах довольно дерзко сплюнул и с раздражением швырнул книги в нашу кучу. — Маги определять стали, что к чему!

— Так, пшёл вон отсюда! — Далин с удовольствием оторвался от пушки и кинулся конфликтовать, чтобы выместить свою досаду хоть вот на этом дураке. — А Владыке Николаю скажешь, что это я лично тебя нахрен отсюда послал, понял меня?! И скажи спасибо, что только маги определяют, а то ведь и гномы могут начать!

Монах вскинулся было, но, разглядев решительно-злобную физиономию гнома и его пудовые кулаки, осёкся. Далин кинулся вниз по лестнице, топоча сапожищами на всю округу, но старший из монахов, умный и спокойный мужик лет сорока, с которым я даже немного подружился, успел первым. Он за плечи развернул спорщика лицом к воротам, на полном серьёзе напомнил ему о смирении, тот на удивление внял и даже усовестился, и отправился восвояси. Довольно быстро, кстати, отправился.

Поэтому пришлось оставшемуся без оппонента гному подниматься снова наверх, но так даже и к лучшему, хоть пар спустил.

А я, кстати, неожиданно для самого себя без лишних сантиментов успел проверить этого самого монаха на спрятанное и заныканное. Неявно, негласно и нечувствительно, но тем не менее. Раньше бы постеснялся, да.

Но уж очень интересные вещи тащили эти монахи ко мне на проверку. Провизию, инструмент, оружие и прочее, не представлявшее для них интерес они мстительно оставляли там, где нашли, заставляя Далина и Ерша Потапыча страдать, но я был с ними даже в чём-то солидарен. Ну вот к чему нам, скажите, десять тонн картошки, восемьдесят бочек квашеной капусты или под двести тонн угля? Пусть даже и редкого антрацита — мне-то что с того, я ведь не металлург. Что мы сможем с ними сделать за отпущенное нам саламандрами время? Тут с по-настоящему ценными вещами бы разобраться, хотя вот оружие, конечно, могли бы и вытащить.

Далин умом это понимал, Ёрш Потапыч нет, но страдали оба одинаково, искренне и неподдельно. А Кирюхе я здесь появляться запретил, хватит с меня и этих двоих.