Читаем см полностью

Среди присутствовавших был видный мужчина, только что давший показания на известном процессе, причем ценность его показаний была только в одном — в очень высоком моральном достоинстве свидетеля: перед этими качествами единодушно склонились судьи и адвокаты; показания привели к осуждению двух человек. Поэтому, когда он вошел, послышалось заинтересованное и почтительное оживление. Это был Морель. Только я, наверное, знал, что он был «содержанкой» одновременно Сен-Лу и одного из друзей Робера. Несмотря на эти воспоминания, он приветствовал меня с радостью, хотя и несколько сдержанной. Он вспоминал время наших бальбекских встреч, память о котором была для него исполнена поэзии юности и грусти.

Впрочем, здесь присутствовали особы, которых у меня не получилось бы узнать только потому, что они не были мне знакомы, ибо как над отдельными людьми, время провело свой химический опыт над публикой этого салона в целом. Я считал особую природу этой среды, притягивающей к себе все значимые царственные европейские имена и отталкивающей, отстраняющей от себя неаристократические элементы, материальным прибежищем имени Германтов, сообщавшим ему последнюю реальность; но внутреннее строение этой среды, в устойчивости которого я не сомневался, теперь и само подверглось глубоким изменениям. Меня еще не так удивляло присутствие публики, знакомой мне по иным слоям общества, хотя я полагал, что сюда-то они никогда не проникнут, как задушевность, с которой здесь их принимали; определенная совокупность аристократических предрассудков, или снобизма, автоматически ограждавшая имя Германтов от всего, что с ним не гармонировало, уже утратила силу.

Иные (Тоссицца, Клейнмихель) во времена моих светских дебютов устраивали званые вечера, куда приглашали только принцессу де Германт, герцогиню де Германт, принцессу Пармскую, и были у этих дам в чести, — они считались лучшими представителями тогдашнего общества, и, возможно, действительно ими были; однако они бесследно исчезли. Может быть, то были иностранцы из дипломатических миссий, и они вернулись в свои страны? Может быть, скандал, суицид, похищение препятствовали их выходам в свет, может быть, они были немцами. Но их имена отражали лишь светский блеск того времени, больше так никого не звали, никто не понимал даже, о ком это я говорю, если я упоминал их в разговоре — всем казалось, что так звали каких-то проходимцев. Иные, которым согласно статьям старого социального кодекса путь сюда был заказан, к величайшему моему удивлению были в чести у благороднейших по крови особ, последние отправлялись «скучать» к принцессе де Германт исключительно ради своих новых знакомцев. Потому что сильнее всего это общество характеризовала прогрессирующая склонность к деклассации.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Проза / Классическая проза / Советская классическая проза