– Я рада, что пришла сюда. – Она встает. – Я бы не вынесла, если бы пришлось писать тебе все это в сообщениях. Ну что, теперь можем вместе пойти домой.
– Домой?
– Ну, Талиса только что арестовали, но нас обеих наверняка скоро вызовут для дачи показаний. Я думала, тебе хотелось бы провести это время в семейном кругу.
Фрейя позволяет маме вести себя по помосту назад, замечая, как новые листья, кружась, падают с деревьев. Она пытается представить себя на месте Эстер, вообразить все то, через что ей пришлось пройти.
– Хочешь, я вернусь домой?
Мама останавливается.
– Нет.
– Уверена? Просто… – Фрейя спотыкается о камыш. – Я уже давно не меняла обстановку. Кажется, я застряла, и пора на что-то решиться. – Одна нога с хлюпаньем проваливается в углубление, и Фрейя хватается за Эстер, которая тут же принимается отряхивать дочери брюки. Мама пожимает плечами, но, судя по ее лицу, она рада. А ее ответ согревает теплее, чем дюжина самонагревающихся шарфов.
– Если ты этого хочешь.
Они неторопливо возвращаются, проходят за забор и оказываются в деревне, где кипит жизнь: из окон доносится музыка, вдалеке звенит коровий колокольчик, который кто-то повесил на козу. Фрейя воодушевляется, заслышав металлический стук.
– Можешь вернуться в свою кузницу и спокойно побриться. А то ноги у тебя уж больно волосатые, – говорит она, ждет, пока до мамы дойдет, и в награду получает первую улыбку с момента возвращения. Шлюзовые ворота открыты, и у Фрейи возникают все новые и новые вопросы, особенно о деревне, куда они идут, когда находят ее пальто. Перед уходом Эстер уже не хуже дочери разбирается в том, как все устроено; они успели посетить все главные достопримечательности, включая медицинские учреждения, которые в каком-то смысле представляют сочетание старины и всего нового. Они обсуждают, как будут перевозить вещи Фрейи, и между матерью и дочерью снова появляется непринужденность. Они идут к автобусной остановке, где останавливаются, прощаются, и Фрейя позволяет Эстер долго и крепко обнять себя, вдыхая аромат маминого шампуня, который та не меняла с годами.
День стоит спокойный. Домочадцы собрались на кухне, давно расправившись с приготовленным Гейл супом, и разливают по маленьким стаканам, кажется, бесконечный запас крепкого сидра. Этой ночью на центральной площади будет шумное празднество, куда приглашены абсолютно все. Фрейя с улыбкой кивает, но ноги сами несут ее вверх по лестнице, где она без сил падает на кровать. Усталость берет свое, и она то проваливается в сон, то просыпается; а часом позже оказывается одна в тихом доме и понимает, что все ушли. Потягиваясь, девушка открывает жалюзи и видит чистый, безоблачный вечер, задымленный от большого костра.
С площади доносятся звуки народной музыки, и на мгновение она ощущает тревогу. Она ведь все сделала правильно, придя сюда? Здесь нет лент соцсетей на стенах, которые отвлекали бы ее, нет голоса в голове. А так ли умны эти умные смартфейсы? Кажется, целая вечность прошла с тех пор, как она задавала этот вопрос. Иначе она бы не оказалась здесь, а Талиса бы не арестовали. Можно ли считать это местью за Руби?
Она открывает окно шире и делает глубокий вдох, наполняя легкие ночным воздухом. Что-то попадает ей в горло, и она понимает: вот он, старый застрявший в горле каштан; простой факт, что, если бы она не вынудила сестру той ночью выйти из дома, ничего бы не произошло. Но никто не может решить эту загадку, не хватит мозгов. Всплывают все бесконечные вопросительные знаки из ее альбома. Зачем выходить, если было безопаснее оставаться дома? Фрейя смотрит на крыши домов, чувствует запах озера и слышит мамины слова: «Она бы именно этого хотела». Фрейе пришлось многое пережить, чтобы вместо обвинений себя самой подумать о том, чего бы хотела сестра. Только теперь знак вопроса испаряется в ночном воздухе. Она заботилась о Фрейе больше, чем о себе самой. Так, как могла заботиться только Руби, яростно, всем своим существом.
Похоже, музыканты решили сделать перерыв, а может, праздник закончился раньше, чем ожидалось. Во внезапно наступившей тишине она слышит, как верхушки деревьев шумят над головой – почти как в Ирнфельде. Это больше не тревожит Фрейю, она перестала думать о мире фантазий: ведь можно просто закрыть глаза и перенестись в те долины, наблюдать, как извиваются деревья, поднимается пар над торфяными болотами, рушатся гранитные пики. Даже двойная луна пропадает с неба. Фрейя очищает свое сознание от игрового хаоса, оставляя лишь воображаемое чернильное небо.