Смартфон Виктора Цоя vs COVID-19 (СИ)

Цой в ответ молча улыбался:

– Я знаю, о чём ты думаешь.

– Ну, о чём?

– Вот тебе то же самое в картинах!

Юрий почувствовал, что он чуть не ослеп от грандиозной картины в полнеба. Венец из золота, а, скорее, из платины блестел и переливался на солнце, особенно отблескивая шипами. Да и не шипы то вовсе, а жемчужины, что играли переливами отбрасываемого света.

– Ха-ха! – слышит Юрий. Цой смеётся и говорит:

– А теперь реальность! – и в тот же миг свет превращается в тёмное мутное варево на большом, величиной с голову, венце, который и впрямь оказывается на окровавленной голове, а жемчужины становятся шипами и отекают тёмно-красным. И это не варенье и не кетчуп, но увы.

– Да. Это кровь, – громкий треск, похожий на щелчок пальцев, возвращает Юрия к действительности. Цой держит собственный смартфон в руках и нажимает на кнопки чувствительного экрана и, отвечая на реакцию видящего наяву видения Юрия, кивает ему, продолжая молча улыбаться.

– Покажи ещё какой-нибудь из своих фокусов, – просит Юрий.

– Что, понравилось? Я польщён. Это всё, что ты хочешь?

– Нет.

– Я знаю, что ты хочешь.

– Что?

– Повернуть события вспять, – и Цой провёл рукой перед глазами Юрия, а тот окунулся в свои недавние чувства: ах, зачем только я купил этот смартфон, зачем загрузил приложение, зачем теперь в конфликте с семьями чиновников и бандитов, зачем… Зачем всё не так, как было?

– Зачем всё не по-прежнему? – громко говорит Цой, и Юра приходит в себя. – Да?

– Я бы хотел, чтобы хулиганов больше не было…

– И ещё что ты бы хотел?

– Чтобы никого больше не избивали у насыпи.

– И чтобы все люди были братья? – переспрашивает Цой. Юра кивает:

– Да. Я бы не хотел этой крови, этой гибели пускай и злого, но человека, пускай и врага, но бывшего ещё недавно живым – там, у насыпи…

– Итак, фокус. Фокус? Легко! –утверждает Цой, свет застилает вселенную, и раздаётся щемящий свист, как свист недавнего поезда, приятный для ушей Юрия.

Клубящееся, розовое, красивое, облака вокруг и в нас, это рай детства. На почве, на земле, совершенно отчётливо различимы букашки. Неизвестный малыш с любопытством их наблюдает и уводит в сторону от тропинки, чтобы их никто не задавил. Взгляд Юры скользит небрежно, пока не натыкается на что-то странно знакомое.

Тот добряк, что заботится о букашках… Это тот, которого убил Цой? Да! Или это сам Юрий… Или это идеальный ребёнок из детской книжки…

Цой же тем временем спешит ошарашить следующей картиной. Он щёлкает пальцами и двигает рукой, как Брюс Ли, словно ведя бой с тенью – и перед подростком плывёт высокое и жестокое облако, так что он чуть не закашливается.

Юра видит маленького себя. Мама кричит на Юрия неразборчиво. Она – пьяна. Мимо идут незнакомые люди, и мама демонстративно орёт и унижает, показывая свою над Юрой власть, точно артистка на сцене. Она садится на асфальт, не может встать, и под ней расплывается пятно. Люди смеются: мамин мочевой пузырь не выдержал. Юра снова чувствует привычное унижение.

– Но ведь она тогда только что разошлась с моим отцом! Который тот ещё тип! Подлец и негодяй! Зачем ты показываешь мне это? Это нехорошо по отношению к моей матери!

Цой только молча ухмыляется:

– Это в тебе говорит Стокгольмский синдром.

Юра протестует на словах, но в душе соглашается, начиная от этого ненавидеть Цоя:

– Зачем ты ко мне пришёл, такой умный? А не шёл ли бы ты? – кричит мальчик, и ему кажется, что то кричит даже не он, а его мать – потому что интонации голоса те же. Но Цой опять проводит рукой перед глазами Юрия, и тот видит первого мальчика, ещё недавно, в предыдущей картине, бывшего идеальным.

– Это не идеальный мир, но реальность! – кричит Цой.

Первый мальчик вырывает цветы у соседей и вгоняет грязные лепестки ногами в землю. Топчет и уничтожает букашек. Плюётся и писает, какает на поломанные цветы. Мир качается, небо движется вверх и вниз, и Юрий знает, что один из этих грязных умирающих цветов и букашек – он сам. Знакомые горячие струйки пота под мышками пробивают Юрия на страх: он, как всегда, чувствует себя в тупике. Он видит холмик с крестом, на котором написано его имя, и понимает, что он, Юрий, уже умер.

– Может, его бы всё-таки посадили? За моё убийство? А потом убили в тюрьме? – с ненавистью и надеждой шепчет мальчик.

– С чего ты взял? – небрежно улыбается Цой, а Юрий видит.