Смеющийся Христос

— Какую? — тихо отозвалась Мария.

— Сто первую, — ответил Марк. — «И сказал Иисус ученикам Своим: Царствие Отца Моего подобно женщине, которая несет сосуд, полный муки. Но сосуд разбился, а мука рассыпалась позади нее на дороге. Женщина не знала об этом, а когда достигла своего дома, поставила Сосуд на землю и нашла его пустым».

Мария заплакала. В тишине были слышны лишь ее тихие жалобные всхлипывания. У Данилы мурашки побежали по коже — что ж это творится?! Что происходит? Что значит этот странный и страшный разговор? «Царствие Отца Моего подобно женщине, которая несет сосуд, полный муки. Но сосуд разбился, а мука рассыпалась позади нее на дороге». Разве могут быть такие слова в Евангелии? И что они значат?!

Марк поднялся из-за стола, попрощался с присутствующими едва заметным кивком головы и вышел из обеденной залы.

Через секунду Данила почувствовал, как кто-то коснулся его плеча. Он поднял голову и оглянулся. Один из служащих замка жестом предлагал Даниле встать и следовать за ним. Куда он его зовет? Данила повернулся к столу и вгляделся в сумрак. Мария и Анна продолжали оставаться на месте. Обе сидели молча, с опущенными головами. Не зная, как поступить, Данила нерешительно кивнул головой, убрал с коленей черную льняную салфетку, встал и, будучи в полном недоумении, машинально двинулся следом за обратившимся к нему человеком.

Шаги Данилы гулким эхом отзывались в высоких сводах черных коридоров. Ему казалось, что он оказался в лабиринте. И только маячащая впереди шагах в десяти одинокая тень его проводника, сам факт его присутствия помогал Даниле держать себя в руках и соответствовать правилам приличия. Но окажись он хотя бы на секунду один, без провожатого, он бы тут же высадил первое попавшееся ему витражное окно, выбрался бы наружу и — хоть вплавь — бежал бы с этого дьявольского острова.

«Как крысы в лабиринте!» — подумал Данила, когда его провожатый опять завернул куда-то за угол, в пятый, наверное, уже раз меняя направление движения.

— Это ваши покои, — сказал провожатый, распахнув перед Данилой тяжелую дубовую дверь.

Тонкий луч слабого искусственного бледно-желтого света пролился из комнаты в коридор.

— Мои покои? — переспросил Данила. — А это надолго? Мы…

— Проходите, устраивайтесь, — попросил провожатый в черной рубахе, поклонился и растворился во мраке коридора.

Данила в нерешительности подошел к открытой двери «своих покоев», постоял на пороге, вошел внутрь, закрыл за собой дверь.

Первым делом Данила обследовал комнату. Словно на боевом задании…

Это было просторное помещение, состоящее из гостиной и спальной. Небольшая дверца разделяла две эти комнаты.

Стиль все тот же — тягостно-депрессивный. Темные витражи четырех окон, расположенных достаточно высоко от пола. Готическая лепка, ужасные темные барельефы на стенах, иконы с мертвыми страдальческими лицами…

Данила подставил к одному из окон стул и попытался его открыть. Своей увесистой металлической рамой оно было намертво впаяно в стену — ни щеколды, ни ручки, ни замка. Открыть можно, только разбив. Данила прильнул к стеклу. За ним красовалась массивная чугунная решетка.

«Черт!» — мысленно выкрикнул Данила, слез со стула и обследовал три других окна. Они были точно такими же — наглухо закрытыми, с решетками.

Не желая более терять ни минуты, Данила кинулся к двери. Нажал на дверную ручку и легким движением толкнул ее от себя… Дверь не поддалась. Приложил усилие. К себе. От себя. Еще раз. Ударил. Безрезультатно. Данила повторял попытку раз за разом, но все безуспешно.

«Черт, западня!» — снова выругался Данила.

И вдруг в голове словно бы что-то екнуло, мелькнула шальная догадка. Он пристально посмотрел наверх.

Потолок был высоким. Данила составил мебель — взгромоздил кресло на небольшую тумбу, на кресло — стул… Держась за стену, осторожно взобрался наверх по этой неустойчивой конструкции и внимательно осмотрел потолок. В ближайшем от него углу, спрятанная за одним из многочисленных барельефов, торчала видеокамера…

В исступлении Данила спрыгнул на пол и начал крушить все, что попадалось ему под руку. Охватившее его чувство ярости дошло до исступления. Что с ним происходит?! Как могло такое случиться?! Почему они вообще позволяют себе все это?! Чего они от него хотят?!!

«Покои» за считанные секунды превратились в руины.

Вы должны нас понять, — говорил Марк, зайдя к Даниле утром следующего дня. — Здесь все служит одной-единственной цели — безопасности Марии. Вы же понимаете, что значит ее безопасность и что значит она сама…

— Марк, — прервал его Данила хриплым голосом невыспавшегося человека. — Мне не показалось, что вы достаточно дорожите ею. То, как вы с ней разговариваете, — это ужасно. Вы заставляете ее плакать.

— У каждого из нас свой крест и своя роль, — уклончиво ответил Марк, равнодушно разглядывая последствия погрома, который Данила устроил вчера вечером.

— И какова же ваша, Марк?

— Объяснить вам вашу, — ответил тот. — Пойдемте!

Данила посмотрел вслед уходящему Марку. Помедлил секунду и поднялся с лежанки, на которой провел эту бессонную ночь.