Смеющийся Христос

Сегодня на лобном месте должны были казнить другого человека — вора и убийцу Варраву. Но в возникшем хаосе о нем забыли. Однако же к его казни на лобном месте уже все было приготовлено — гвозди, молотки, веревки, чтобы поднять крест, вырытая под основание креста яма.

Данила удивленно уставился на Иосию:

— Что?

— Помоги мне… — улыбнулся Иосия, показывая на инструменты казни. — Мне будет тяжело без тебя. Помоги.

— Нет, нет… — прошептал Данила, инстинктивно отступая назад и качая головой из стороны в сторону. — Нет, нет… Это невозможно. Нельзя… Нет.

— В жизни каждого человека есть вещи, которые он должен сделать, — рассмеялся Иосия. — Это то, что мне надо сделать. Вот и все.

— Но ты же знаешь, не можешь не знать… — Данила сделал еще один шаг назад. — Люди будут слагать о твоей смерти легенды, но никто не скажет им правды. А даже если и сказал бы… они ее не поймут. Зачем тогда, Иосия? Почему тебе не прекратить все это?

— Люди уже сейчас говорят обо мне разные вещи, — улыбнулся Иосия и как-то смущенно пожал плечами, оглядывая людское море, застывшее у подножия холма. — Но пока они еще не понимают этого. Каждый уверен, что он знает правду. Но ведь это только его правда — каждого отдельного человека, его зеркало, его отражение. Это не Истина. Но придет время, и обо мне будет сказано столько, что всякое произнесенное слово потеряет какой-либо смысл. И только тогда люди узнают то, что должно. А пока же все делают то, что должны. Возьми, — Иосия протянул Даниле молоток и гвозди. — Помоги мне.

— Я не могу… — прошептал Данила, задыхаясь слезами, пятясь назад.

— Но мне больше некого просить, — сказал улыбающийся Иосия. — Видишь, со мной нет никого. Ни одного ученика. Ни одного. Я один. Одни спят сном забвения, другие — бодрствуют в страхе. А эта толпа под ногами хочет видеть, но не хочет делать. Никто не придет, чтобы помочь мне. Неужели и ты откажешь Иосии, мой воин?

— Я… Я… — шептал Данила, не в силах произнести ни слова.

— Ты смотришь в мои глаза, — тихо, но уверенно продолжал Иосия. — Видишь ли ты в них грусть, печаль или страдание?

— Нет, Иосия, — прошептал Данила и заговорил вдруг быстро и уверенно: — Я никогда в жизни не видел более чистых и счастливых глаз, Иосия. Никогда! В них нет ничего, кроме силы великой радости! Ничего, кроме радости!

— Значит, я не обманываю тебя и не лукавлю? — рассмеялся Иосия. — И если прошу, значит, так нужно… Правда?

— Правда… — прошептал Данила, слезы градом катились из его глаз.

— Тогда просто помоги мне, — Иосия улыбнулся, взял Данилу двумя руками за голову и коснулся своим лбом его лба. — Просто помоги Иосии…

Вот сюда нужно будет погрузить крест… — рассказывал Иосия, показывая Даниле на яму. Он придвинул основание креста к отверстию в земле и убедился, что тот встанет туда без проблем.

— Это веревки. За них нужно будет потащить, чтобы поднять крест, — говорил Иосия, привязывая концы толстых грубых веревок к поперечной перекладине креста.

— Ты обопрешься ногами вон о тот камень, — Иосия показал на большой валун метрах в четырех от креста. — И потащишь.

Данила смотрел за приготовлениями Иосии, не понимая, что происходит. Как такое возможно? Неужели он согласился?!

— Поможешь?.. — Иосия нагнулся, поднял молоток, гвоздь и подал их Даниле.

— И нет другого пути?.. — сказал Данила, протягивая вперед дрожащие руки.

— Ты искал Скрижали, чтобы узнать истину, способную освободить людей от страха смерти, — улыбаясь все ярче, все светлее, сказал Иосия. — Сейчас ты открываешь тайну Печатей, чтобы обретенная тобой истина о победе жизни над смертью наполнилась силой. Все так? Я не ошибаюсь?..

— Нет, не ошибаешься… — замотал головой Данила, потрясенный услышанным. — Все так.

— Ты хочешь победить страх смерти, чтобы освободить людей для счастливой жизни… — говорил Иосия, а на его устах светилась одаряющая улыбка. — Так?

— Так, — с замиранием сердца ответил Данила.

— И теперь я спрашиваю тебя… — Иосия чуть склонил голову набок. — Задумайся, Данила, моей ли смерти ты сейчас боишься? Неужели ты боишься смерти того, о ком всю свою жизнь ты думал как о мертвом?.. Или, может быть, ты боишься толпы, что будет осуждать тебя? Или… Ответь себе на вопрос — не твой ли это страх смерти связывает тебе руки, не собственной ли смерти ты сейчас боишься?